Едва Комов закончил, Малыш вскочил на кресло, обхватил себя своими длинными жилистыми руками и спросил:
- А можно сделать так, чтобы я говорил, а киберы слушали?
- Ты это уже сделал, - сказал я.
Он бесшумно, как тень, упал на руки на стол передо мной.
- Когда?
- Ты прыгал перед ними, и самый большой - его зовут Том - останавливался и спрашивал тебя, какие будут приказания.
- Почему я не слышал вопроса?
- Ты видел вопрос. Помнишь, там мигал красный огонек? Это был вопрос. Том задавал его по-своему.
Малыш перелился на пол.
- Феноменально! - тихо-тихо сказал он моим голосом. - Это игра. Феноменальная игра. Щелкунчик!
- Что значит «Щелкунчик»? - спросил вдруг Комов.
- Не знаю, - сказал Малыш нетерпеливо. - Просто слово. Приятно выговаривать. Ч-чеширский кот. Щ-щелкунчик.
- А откуда ты знаешь эти слова?
- Помню. Два больших ласковых человека. Гораздо больше, чем вы… По бим-бом-брамселям! Щелкунчик… С-сверчок на печи. Мар-ри, Мар-ри! Сверчок кушать хоч-чет!
Честно говоря, у меня мороз пошел по коже, а Вандерхузе побледнел, и бакенбарды его обвисли. Малыш выкрикивал слова сочным баритоном: закрыть глаза - так и видишь перед собой огромного, полного крови и радости жизни человека, бесстрашного, сильного, доброго… Потом в интонации его что-то изменилось, и он тихонько пророкотал с неизъяснимой нежностью:
- Кошенька моя, ласонька… - И вдруг ласковым женским голосом: - Колокольчик!.. Опять мокренький…
Он замолчал, постукивая себя пальцем по носу.
- И ты все это помнишь? - слегка изменившимся голосом произнес Комов.
- Конечно, - сказал Малыш голосом Комова, - а ты разве не помнишь все?
- Нет, - сказал Комов.
- Это потому, что ты размышляешь не так, как я, - уверенно сказал Малыш. - Я помню все. Все, что было вокруг меня когда-нибудь, я уже не забуду. А когда забываю, надо только поразмыслить хорошенько, и все вспоминается. Если тебе интересно обо мне, я потом расскажу. А сейчас ответь мне: что вверху? Ты вчера сказал: звезды. Что такое звезды? Сверху падает вода. Иногда я не хочу, а она падает. Откуда она? И откуда корабли? Очень много вопросов, я очень много размышлял. Так много ответов, что ничего не понимаю. Нет, не так. Много разных ответов, и все они спутаны друг с другом, как листья… - Он сбил листья на полу в беспорядочную кучку. - Закрывают друг друга, мешают друг другу. Ты ответишь?
Комов принялся рассказывать, и Малыш опять заметался, трепеща от возбуждения. У меня зарябило в глазах, я зажмурился и стал думать, как же это аборигены не объяснили Малышу таких простых вещей; и как это они исхитрились так его одурачить, что он даже не подозревал об их существовании; и как это Малыш умудряется помнить так точно все, что слышал во младенчестве; и как это, в сущности, страшно - особенно то, что он ничего не понимает из запомненного.
Тут Комов вдруг замолчал, в нос мне ударил резкий запах нашатырного спирта, и я открыл глаза. Малыша в кают-компании не было, только слабый, совсем прозрачный фантом быстро таял над горстью рассыпанных листьев. В отдалении слабо чмокнула перепонка люка. Голос Майки обеспокоенно осведомился по интеркому:
- Куда это он так почесал? Что-нибудь случилось?
Я взглянул на Комова. |