— Ваня! Ванечка! — задыхаясь, выкрикнула она. — Только что Феликса с валютой на кармане взяли. Теперь тебя ищут. Беги! Листопад огляделся, двинулся к обочине. Уже из-за кустов, скрываясь, погрозил патлатому:

— Гляди у меня, если что!

— А вы чего раззявились, уроды? — Нинка зло оглядела остальных. — По вашу душу тоже ментов вызвали. Дуйте отсюда! Поздно!

Площадку у мотеля разом осветили с трех сторон фары ПМГ(сноска — "передвижные милицейские группы"). Нападавшие брызнули врассыпную. Началась ловля. Подъехавшие милицейские наряды без разбору "окучивали" пойманных по машинам.

* * *

Антон отполз за куст сирени. Оттуда расслышал презрительный выкрик патлатого, оборвавшийся внезапно, — должно быть, от хорошего пинка или от удара. Потом одна за другой хлопнули дверцы, УАЗы газанули и, похлопывая "сечеными" глушителями, уехали.

Потом он забылся. А когда очнулся, мотель погрузился во мглу, — похоже, разъехались и официанты.

Внезапно Антон остался один. Живот болел нестерпимо. — Аки Робинзон Крузо на острове, — вслух, чтобы подбодрить себя, произнес он.

Рядом сокрушенно вздохнули. Из кустов высунулась знакомая туфелька.

— Опять ты?

— Ну, я, — девушка подползла к Антону. Голос ее дрогнул. — Холодно. — Еще бы! Теплые трусы надевать надо. — А ты бы не подглядывал. — Так мудрено. — Все равно. Был бы джентльмен, отвернулся.

— От тебя только отвернись. Вмиг наваришь. И чего тут делаешь?

— Да то же, что и ты: от ментов прячусь.

— Я не от ментов. Я — от боли. Живот у меня больной, — Антон застонал.

— Сказать, что ли, не мог?

— Ну да, тебе скажешь. Как раз туда бы и звезданула, — огрызнулся Антон. — Туфли напильником, поди, затачивала?

— Нету туфель. Сломался каблук, — она всхлипнула.

Антон с невольным облегчением всмотрелся, разглядев смоляные всклокоченные волосы вокруг распухшего от слез лица.

— Ты мне только ответь, — он осторожно перевел дыхание, прикидывая, сможет ли подняться. — Ну, эти идиоты ладно. А ты за что меня гвоздила?

— За дело, — девчушка насупилась. — Я тебя танцевать приглашала, а ты не пошел. Да еще мокрощелкой обозвал. А мне, между прочим, скоро пятнадцать. И я в музучилище поступила.

— Да? — Антон потянулся, припоминающе провел ладонью по безнадежно перемазанному личику. — И как зовут? — Лика.

— Нет, не припомню.

— Потому что сволочь и есть. Об такого гада еще новые туфли испортила!

— Шкуру ты мне точно попортила, — Антон перевернулся на спину. — Слушай, лягастая. Погляди-ка живот. Не распороли?

— Еще чего?! Сынок маменькин. Я тебе и попала-то один разок. Да не дергайся… Ой, мамочка! Чего-й-то?

Она осела рядом, в одной руке сжимая растерзанную туфлю, а другую руку, перевернутую ладонью кверху, изумленно разглядывала.

— Кровь, — определил Антон.

— Увечный, что ли?

— После операции, — он попытался хохотнуть. Вместо этого скривился.

— И ты такой в ресторан поперся? Правильно я поняла, что у тебя не все дома. Это кому скажи, не поверят. Натуральный придурок. Тебя ж в больницу срочно надо! — поднялась, повертела туфлю, раздраженно отшвырнула.