При виде перемазанных фигур к водителю вернулась прежняя ярость. Подхватив монтажку, он вылетел на асфальт. — А ну, отойди к едреней фене… А то!

— Что " а то", глупыш? — гигант нежно приобнял его за плечи, заглянул сверху вниз. В косящем его взгляде водитель прозрел главное: от ЭТОГО не уйти. Монтажка сама собой опустилась. — Сколько платишь? — привычно ступил он на стезю стяжательства. — Это ты о деньгах, что ли? — незнакомец удрученно покачал головой. — Какую школу заканчивал, друг? — Н-не понял.

— А вот позволь, угадаю: нашу, советскую. И тебя в нашей советской школе не учили, что человек человеку друг, товарищ и брат? Не слышу!

— Да причем тут!

— Или, може, ты не советский человек? — последнее было сказано столь проникновенно, что водитель как-то разом оробел и даже скользнул взглядом по плечам, не проблеснут ли погоны. Погон не было. Но взгляд незнакомца все больше косил дикостью.

— Так ведь машину кровью перемажет!

— Зато не твоей кровью, — во вкрадчивом голосе сквозанул вдруг такой беспредел, что водителя перетряхнуло.

— Да я ничего. Я, если что… в комсомоле состоял. И в дружину три раза ходил, — помимо воли забормотал он.

— О, видишь. А скрывал. То есть простой советский человек? Как он, как я? Чего ж тогда стоишь, дурашка? Бегом подсоби девушке. Видишь, надрывается. А ты, здоровый бугай, вместо чтоб помочь, херню тут какую-то о комсомоле завел. Делом, делом надо доказывать!

— А сам-то чего ж?

— Я б, само собой. Но кто тогда машину посторожит? Пшел! Ошалевший автовладелец метнулся к кювету.

* * *

Через несколько минут "Жигули" свернули к многоэтажному зданию областной больницы.

— Только до ворот, — со скрытым облегчением предупредил водитель. — Дальше проезд запрещен.

— Кого везешь, зяма?! Давай прямо под шлагбаум, — сидящий рядом Иван надавил лапой на клаксон, другой рукой энергично принялся крутить ручку стеклоподъемника. Усилие оказалось чрезмерным, — ручка осталась в Листопадовой лапе. — Не научились делать. Всё на соплях, — Иван отшвырнул ее на "торпеду". Водитель тихо заскулил.

Из будки показался сонный сторож.

— Живо подымай свою палку, тетеря! — не давая ему открыть рот, закричал Иван.

— Так чего это? Тут по пропускам, — сторож, пытаясь встряхнуться, всмотрелся в представительное лицо. Машина была незнакома. Лицо тоже. Но — было оно, несмотря на молодость, явно значимым и очевидно недовольным.

— Я замзавоблздравотделом Листопад! — напористо объявило лицо. — Везу героя Афганистана в коме! Что стоишь, раззява? Секунда дорога! Никак спал на посту! А ну!..Или уволю!

Шлагбаум начал подниматься прежде, чем сторож окончательно проснулся.

— Прямо из Афгана автостопом везешь? — съехидничал водитель.

— Мы своих героев на дорогах не бросаем. Во-он туда! — вдалеке светился подъезд с застывшими подле машинами скорой помощи.

Иван выскочил едва не на ходу, легко, будто морковку с грядки, выдернул наружу подрагивающую девчушку, вытянул впавшего в забытье Антона, подбросил на руках, ногою захлопнул дверцу, отчего машина вздрогнула. — Надеюсь, теперь свободен? — водитель с отвращением разглядывал перепачканные чехлы.

Иван обернулся. — Ты вот что: прямо сейчас, пока буду отсутствовать, достань из ранца пионерский дневник и запиши себе хороший поступок.