Очевидно, Ёсико Каибара не различает любовь и жажду единоличного обладания. Она не допускает мысли, что дочь может иметь друзей, которым доверяет больше, чем своей матери. Это ее злит. И теперь она срывает свою злость на ней, Эцуко Сингёдзи.
– Простите, но почему вы решили, что Мисао находится у меня?
Ёсико угрюмо молчала.
– Мисао часто рассказывала обо мне?
– Часто, – ответила Ёсико неохотно. – «Госпожа Сингёдзи из ”Неверленда” и та понимает меня лучше, чем ты», все в таком духе. И это она мне, своей матери!
– И отсюда вы сделали вывод, что она пошла ко мне?
Ёсико не ответила.
– Вряд ли она считала меня своей близкой подругой, – вздохнула Эцуко.
Ёсико презрительно выпятила губы, демонстрируя, что она в этом нисколько не сомневается.
– И все же, – сказала она резко, – Мисао ведь была у вас дома?
Эцуко кивнула:
– Один раз.
– Но у меня создалось впечатление, что она относилась к вам с большим доверием.
– И все же, посторонний есть посторонний, – твердо сказала Эцуко. – В ее жизни есть области, куда мне вход закрыт. И не только мне – всем. Впрочем, у любого человека есть такие заповедные зоны, разве нет? Я не считаю, что близкие отношения – это возможность залезать друг другу в душу.
Ёсико смутилась.
– Что вы хотите этим сказать?
– Существуют вещи, которые ваша дочь может решать по своему усмотрению. Другими словами, у Мисао есть свой собственный мир.
– Да она же еще ребенок!
– Это ничего не значит, – Эцуко подалась вперед. – Главное, чтобы она не запиралась в своем внутреннем мире. Если с этим все в порядке, думаю, вам не о чем беспокоиться. Мисао – девочка умная.
– И это несмотря на то, что она уже три – четыре дня не возвращается домой? Вы так безответственно рассуждаете только потому, что она не ваш ребенок!
– Именно поэтому я и пытаюсь вам втолковать, – терпеливо ответила Эцуко, – сейчас не время обсуждать ее поступки или образ мыслей. Ведь раньше она никогда надолго не отлучалась из дома, верно? Не исключено, что она попала в какую‑то беду. Госпожа Каибара, надо обратиться в полицию. Теперь, когда вы убедились, что я ни при чем, что я не прячу ее в своем доме, вам следует расспросить ее друзей и знакомых. Если в конце концов Мисао найдется, ругайте ее сколько угодно, но это все же лучше, чем сидеть сложа руки.
Вообще‑то, Эцуко казалось невероятно странным, что Ёсико до сих пор не обратилась в полицию и даже не помышляла об этом.
Но Ёсико сделала непонимающее лицо, как будто с ней говорили на иностранном языке. Вероятно, она не допускала возможности, чтобы Мисао ни с того, ни с сего попала в какую‑либо беду.
Немного погодя Ёсико внезапно открыла сумочку и достала из нее тетрадь большого формата. И чуть ли не швырнула на стол.
– Это ее дневник.
Эцуко нахмурилась.
– Он был в ее комнате?
– Хотела узнать, куда она могла пойти, решила поискать в ее вещах что‑нибудь вроде телефонной книжки и нашла вот это.
Действительно, как иначе она бы могла заполучить мой телефон? – подумала Эцуко, но ее выводила из себя бесцеремонность этой дамочки.
– Пишет всякую чушь.
– Вы посмотрели?
Дневник Мисао был из тех, что запираются на маленький замочек. На обложке с цветочным узором выведено серебром: «Дневник». Замочек сломан.
– Открыла с помощью отвертки, – простодушно заявила Ёсико. – Посмотрите, посмотрите. Может, вы что‑нибудь поймете.
Эцуко не сразу решилась взять в руки дневник. |