Чувствуя, как у нее пылают уши, Эцуко оцепенела, утратив дар речи. Невозможно поверить, что перед ней представитель рода человеческого, мать.
Наконец она выдавила из себя:
– Можете думать обо мне все что угодно, но разве вам безразлична судьба Мисао? Она умоляла спасти ее!
– Ну уж и не знаю. Вы сами сказали, что разговор оборвался на «Спа…». Остальное ваши фантазии.
– Но…
В сущности, Ёсико была права, но невозможно обмануться, когда слышишь живой голос, когда к тебе взывают о помощи. У нее не было сомнений. Мисао сказала: «Спасите». Хотела сказать, но связь прервалась, или кто‑то прервал.
Эцуко решила сменить тактику.
– Вы ходили вчера в полицию?
– Не ходила. И правильно сделала.
– Почему? Что вы хотите этим сказать?
Ёсико взялась за дверь, очевидно, собираясь закрыть ее.
– Пожалуйста, уходите. Не могу же я здесь стоять в таком виде!
– Госпожа Каибара!
– Нам не о чем говорить.
– Почему вы не подходили к телефону? Где вы были? Вас не беспокоит, что с вашей дочерью?
Ёсико возмущенно вздернула брови:
– Кто вам сказал, что не беспокоит?
– Но…
– Телефон – мы отключаем его на ночь. Просто выдергиваем вилку. В последнее время житья нет от телефонных хулиганов.
Эцуко была вне себя:
– И это в тот момент, когда могла позвонить Мисао? О чем вы только думаете!
Ёсико, как была в тапочках, спустилась на ступеньку вниз. Подавшись вперед, она со злобой посмотрела на Эцуко:
– Я всегда отключаю телефон на ночь, но после того, как Мисао ушла из дому, я этого не делала – а ну как моя дорогая доченька позвонит! Но поскольку нынешней ночью необходимость в этом отпала, у меня не было ни малейших причин изменять своим привычкам. Какая вы все‑таки невоспитанная!
Отпала необходимость? Эцуко вновь потеряла дар речи.
Победоносно рассмеявшись, Ёсико сказала:
– Моя дочь, Мисао, позвонила вчера вечером. Около десяти. Сообщила, что она у подруги, в Иокогаме. Говорит, подвернулась какая‑то работа. Задержится там до конца каникул, подзаработает денег, а на зимние каникулы поедет с подругой отдыхать куда‑нибудь за границу. Это ее слова – хочу поехать на самостоятельно заработанные деньги. Конечно, говорит, я не должна была уходить из дома, не предупредив, но если бы, говорит, я бы сказала тебе, мама, ты бы наверняка была против и не отпустила бы меня.
– Вы спросили, как зовут подругу?
– Спросила. Дочь сказала – зачем тебе, все равно ты ее не знаешь.
– Ложь… – вырвалось у Эцуко.
Ёсико огрызнулась:
– С чего это Мисао будет мне лгать? Вы плохо ее знаете, она на такое не способна.
– Но я отчетливо слышала ее голос!
– Вот поэтому я и говорю – хулиганский розыгрыш. А вы купились, вообразили, что звонит Мисао. Я – ее мать, уж я‑то знаю ее голос! Все, рассуждать больше не о чем!
И тотчас затараторила, брызгая слюной:
– Между прочим, я побеседовала и с матерью подруги. Она взяла трубку, мы очень мило поговорили. Приличная женщина. Очень приятная, не то что некоторые. Рада, что Мисао поживет у них. Я, говорит, за ней присмотрю, вы не беспокойтесь. Она не знала, что Мисао без спросу ушла из дома, и очень извинялась, что так поздно мне сообщили. Сказала, что девочки работают в ресторане на Басямити. Ресторан первоклассный, и наши дочери не разлей вода, прямо‑таки как две сестренки. Мисао очень довольна.
Как‑то все это сомнительно…
Нет, нет. Немыслимо! Заграничная поездка? Работа в ресторане? Сестренки? Будь у Мисао такие планы, она бы не стала скрывать от нее. |