Северус протянул ей ладонь.

— Это не может быть оборотка, потому что для оборотки человек, в которого превращаются, должен быть жив, — принялась рассуждать Гермиона. — А у всех форм неживых существ не может быть крови.

Она быстро поднесла палочку к его ладони и сделала легкий надрез.

Он не мешал ей заниматься исследованиями, только слегка поморщился, когда она ему руку порезала. На выступившие капельки крови Гермиона смотрела как завороженная.

Затем встала, подошла вплотную к Северусу и принялась его ощупывать. Когда она потянула свитер, чтобы задрать, Северус перехватил ее руки.

— Не следует этого делать, мисс Грейнджер.

— Но я должна увидеть, — возразила Гермиона. — Там же шрамы должны остаться. — И она потянулась, чтобы снова взяться за свитер.

— Мисс Грейнджер, уберите руки, если вам так это важно, я сам сниму, хорошо?

Она кивнула. Северус еще раз вздохнув, стянул свитер через голову. Про себя он отметил, что нужно в гостиницу сходить за вещами, да номер освободить.

Гермиона наклонилась и принялась разглядывать тонкие белые линии шрамов на левой стороне груди. Потом протянула руку и провела пальцем по одному из них.

— Мисс Грейнджер, убедились? Я могу одеться?

— А вы похудели, — вынесла решение она. — Но не намного. Зато мышцы более рельефными стали.

— Это я еще поправился, — хмыкнул Северус, натягивая свитер.

— Но, тогда получается, что вы живой? — в голосе Гермионы звучало такое сильное удивление, что Северус снова поморщился.

— Получается, что живой, — кивнул он. Забрав со стола чашку, он бесцеремонно всунул ее Гермионе в руку. — Пейте.

— И вы всегда были живы? Вы не умирали?

— Мисс Грейнджер, ну включите уже мозг, если я стою сейчас перед вами живой, то вероятно я не умирал?

— Но, почему мы думали, что вы умерли?

— Я почти месяц был без сознания, — неохотно признался Северус. — А потом, до конца не выздоровев, уехал за границу, на континент. Я не знал, что меня здесь «похоронили».

Гермиона отошла от него и села на стул. Она так сильно переживала, что так и не смогла с ним объясниться. Она буквально с ума сходила. Есть забывала. А он, оказывается, все это время был жив.

Она часто представляла себе, что бы было, если бы он выжил. Нет, она не рассчитывала на многое. Посмотрев воспоминания, она прекрасно поняла, что не сможет составить конкуренцию покойнице. Но поговорить-то они могли и, может быть, он ответил бы ей на ее вопросы.

Он жив и он вчера сидел в темноте и слушал ее исповедь, и на вопросы отвечал. Гермиона похвалила себя за то, что даже в то время, когда она думала, что он призрак, она сохранила в тайне свой секрет. Как бы она сейчас в глаза ему смотрела, если бы начала признаваться по полной.

И тут пришла злость. Он был жив и он за пять лет ни разу не дал о себе знать. Он позволил ей оплакивать себя, и даже ночью, поняв ее ошибку, он даже не попытался ее переубедить.

Гермиона встала, огляделась по сторонам. Увидела горсть гвоздей, сваленных возле раковины, скорее всего, он хотел что-то починить.

— Да, это подойдет, — тихо сказала она, кивнув головой. — Так значит, вы живы, и вчера уснули, не услышав, о чем я вас спросила?

Северус посмотрел как сузились и засверкали ее глаза. Он на секунду залюбовался, но потом забеспокоился. Он не смог бы стать столь выдающимся шпионом, если бы пренебрегал голосом интуиции, и сейчас интуиция вопила: «Беги отсюда, Северус!».

— Я спросила, зачем вы показали мне «Оппуньо», сэр? — Гермиона чувствовала, как ее депрессия сменяется яростью.