— Открой рот, — велел он, и она послушалась, потому что он был Тернером, а она всегда его хотела. Не правда ли?

Его язык проник внутрь ее рта, а затем он сильнее прижал ее к себе. Его руки были требовательны, его рот настойчив, а затем она осознала, что так не правильно. Это не было моментом, о котором она  мечтала в течении многих лет. Он не хотел ее. Она не понимала, почему он целовал ее, хотя и не желал ее. И, конечно же, он не любил ее. В его поцелуе не было доброты.

— Ответь на поцелуй, черт тебя побери,— потребовал он и прижал свои губы с большей настойчивостью. Жестко, сердито. И тут Миранда испугалась.

— Нет,— попыталась сказать она, но ее голос не был услышан. Его руки крепко прижимали ее к его телу. Она не понимала, как она одновременно могла хотеть этого  и не хотеть; как он мог вызывать покалывание во всем теле и в тоже время страх; как она могла в этот момент любить и ненавидеть его с одинаковой силой.

— Нет, — снова сказала она, со всей силой упираясь руками в его грудь и отталкивая. — Нет!

Он резко отступил, без малейшего разочарования или желания задержаться.

— Миранда Чивер, — протяжно проговорил он. — Кто бы мог подумать?

И тут она дала ему пощечину.

Его глаза сузились, но он ничего не сказал.

— Почему ты сделал это? — требовательно спросила она, внутренне дрожа.

— Поцеловал тебя? — он пожал плечами. — А почему бы и нет?

— Ну уж нет, — отрезала она, с испугом заметив в своем голосе боль. Она хотела быть разъяренной. Или, хотя бы, казаться разъяренной. Она хотела снова ударить его. — Ты так легко не отделаешься. Ты не имеешь такой привилегии.

Проклятье, он засмеялся в ответ.

— Весьма интересный выбор слов.

— Прекрати немедленно, — закричала она. Он не хотел говорить о том, что ей было жизненно необходимо, и она ненавидела его за это. — Почему ты поцеловал меня? Ты же не любишь меня.

Она сжала руки, до боли вонзив ногти в ладони. Глупая, глупая девчонка. Зачем она это сказала?

Но он ничего не понял и  только улыбнулся.

— Я забыл, что тебе только девятнадцать лет, и ты еще не понимаешь, что для поцелуев любовь не обязательна.

— Я не думаю, что даже нравлюсь тебе.

— Ерунда. Конечно, нравишься, — он моргнул, как будто пытался вспомнить, так ли это на самом деле. — Но, действительно, я не люблю тебя.

— Потому что я не Летиция, — прошептала она.

В тот же момент, он схватил ее за плечо и сильно, едва ли не до боли, сжал его.

— Никогда больше не упоминай ее имя. Слышишь меня?

Миранда в отчаянии смотрела в его глаза, наполненные яростью.

— Извини, — быстро сказала она. — Пожалуйста, позволь мне уйти.

Но он не отпустил ее. Он ослабил немного руку, и остался стоять неподвижно, уставясь на нее. Сквозь нее. Как будто на призрака. Призрака Летиции.

— Тернер, пожалуйста, — прошептала Миранда. — Ты причиняешь мне боль.

От этих слов он словно очнулся, и отошел.

— Прости, — сказал он, не глядя на нее. Он обращался в сторону — к окну? К часам? — Приношу свои извинения. За то, что набросился на тебя. Да, за все.

Миранда судорожно сглотнула. Ей следует уйти. Она должна была бы снова ударить его, но он делал ее слабой, и она не смогла себя сдержать, когда сказала:

— Мне очень жаль, что она сделала тебя несчастным.

Его взгляд вернулся к ее лицу.

— Сплетни проникают и в классную комнату, не так ли?

— Нет! — отрицала она. — Это то… я сама хотела это сказать.

— О?

Она принялась сосредоточенно думать, покусывая губу.