Поэтому он покинул свой пост и улегся возле моих ног. Предварительно дружелюбно порычал. Словно поздоровался.
– Садитесь, Никифор Васильевич. Разговор предстоит долгий, а ноги у вас далеко не молодые… Вон на тот табурет, пожалуйста.
Малеев вежлив и предупредителен. На лице – дружелюбная улыбочка человека, к которому зашел в гости приятный собеседник. Не хватает столика на колесиках с коньяками и винами.
Я бы поговорил с чертовым кладовщиком без коньяков и джентльменских выражений, я бы отвесил ему такие оплеухи, что он завыл бы в голос, выложил бы все, что знал и о чем только догадывался! Вспомнилось, с каким садистским выражением лица Никифор Васильевич вязал меня… Подонок!
– Я што, человек маленький, сяду, – плачуще заговорил старик. – Нет на мне вины, гражданин начальник, нетути… Всю жизнь честным был, соблюдал законы. Ежели бы не помер Родька пулеметчик, заступился бы за старого дружка….
– Времени у нас мало, поэтому оставьте в покое и свою честность, и Малиновского… Когда к вам должен присоединиться человек с ценным грузом? Нам все известно, постарайтесь ответить без уверток и болтовни…
– Не знаю, – метнул в мою сторону уничтожающий взгляд старик. – Понапрасну муку принимаю адскую, – снова заныл он. – Решили со старухой к родичам съездить, а вы…
– О родичах мы еще поговорим. Позже. Советую быть предельно откровенным. Учтите, ваша откровенность будет учтена судом, в противном случае вы знаете, что грозит за измену Родине…
Наступило напряженное молчание. Никифор Васильевич нерешительно чесал в затылке, шевелил губами, не знал, как выгодней поступить: признаться или продолжать игру.
– Понятно, – резюмировал молчание кладовщика Малеев. – Ну что ж, дело ваше… Костя, выведи задержанного, посади на ту же лавочку…
Джу поднялся и грозно зарычал на шпиона. Пошли, мол, из сторожки.
– Ладно, – видимо, оценил обстановку старик. – Скажу. Только занесите в протокол допроса – добровольное признание в целях оказания органам помощи в поимке преступника…
Сразу исчезли простонародные выражения, шутки прибаутки, придурковатое выражение лица.
– Когда к вам должен присоединиться тот человек?
– В четыре утра…
– Где сейчас отсиживается Курков?
– Точно сказать не могу, не посвящен…
– Верю. Курков – опытный агент, он свою конуру не откроет… Ладно, сами отыщем… Скажите, Никифор Васильевич, что за подарок от Екатерины Анатольевны вы передали Куркову?
Старик нерешительно зажевал губами. Кажется, на этот вопрос он не хотел отвечать, страшно не хотел. Будто именно в нем находился некий взрыватель, способный привести в действие мощный заряд…
– Я жду! – бросил в лицо кладовщику майор. – И не пытайтесь увильнуть – ничего не получится!
– В седле не удержался, на хвосте не удержишься, – проворчал кладовщик, повесив голову. – В том свертке – Катькины документы и… ключи от дома…
– Какого дома? Адрес?
Новые раздумья. Будто требуемый Малеевым адрес застрял у Никифора Васильевича в глотке. Наподобие того кляпа, который он вталкивал мне в рот.
Майор ожидал. Его добродушное полное лицо заострилось, во взоре появилось жесткое выражение, руки подобрались и сжались в кулаки. Сичков наклонил маленькую свою голову, подался к упорно молчащему старику.
– Ну?
– Пионерская, два…
Второй оперативник выскользнул за дверь.
– Увести задержанного!
2
В сторожке остались трое: Малеев, Сичков и я.
– Значит, до появления еще одного агента остается, – Сергей Максимович бегло взглянул на наручные часы, – почти три часа. |