И за то, что один переносит с легкостью, другой расплачивается жизнью. И тщетно он старался перед собой
оправдаться. Вина его, как человека с принципами, который всего полгода как женился на такой женщине, как Марыня, и вскоре должен был стать
отцом, была безмерна и непростительна, и ему подчас не верилось даже, что он мог так поступить. И теперь, возвращаясь домой под впечатлением
этого несчастья с Основским, он не мог отделаться от мысли, что и сам виноват в случившемся. “Я, - говорил он себе, - член акционерного
общества, которое фабрикует такие отношения и таких женщин, каковы Кастелли и Основская”. Бигель прав, говоря об упадке нравственности,
подумалось ему, и вот эта-то атмосфера общей снисходительности благоприятствует пороку и тлетворна. Ведь яснее ясного, что случившееся - не
следствие несчастного стечения обстоятельств, исключительной страсти или пылкого темперамента, а плод всеобщей распущенности, и имя таким грехам
- легион. “Вон только среди моих знакомых - и Тереза Машко, и Основская, и Линета, - думал он, - а кого им противопоставить? Одну мою Марыню!” В
ту минуту ему не пришло в голову, что, кроме Марыни, есть среди его знакомых и пани Эмилия, и пани Бигель, и Елена Завиловская, и Стефания
Ратковская. И посреди всеобщей испорченности и легкомыслия Марыня представилась Поланецкому столь чистой, преданной и непохожей на других, что
он даже растрогался. “Она совсем иного склада, как из другого мира!” - подумалось ему. И сразу вспомнилось, что и Основский считал свою жену
исключением; но он тут же с негодованием отмел эту мысль. “Основский ошибался, а я не ошибаюсь”. Никакой скептицизм с Марыней не вязался.
Сомневаться в ней было бы не только глупо, но и подло: ничему дурному в ее душе просто не было места. Болотная птица и гнездится ведь только на
болоте. Как-то Он сказал ей в шутку: вздумай она носить ботинки на высоких каблуках, ее, пожалуй, совесть заела бы от неловкости, что она
обманывает людей. И в этой шутке была доля правды. И он увидел ее так явственно, как только могло нарисовать напрягшееся воображение. Увидел ее
пополневшую фигуру, ее изменившееся, но по-прежнему обаятельное лицо с этим чуть великоватым ртом и ясными, кроткими глазами - и разволновался.
“Мне и правда достался счастливый билет в жизненной лотерее, - подумал он, - но я не сумел оценить своего счастья”. За содеянное надо, по
словам Бигеля, расплачиваться. Поланецкому и самому это не раз приходило в голову, и теперь вдруг стало страшно. “Зло не остается безнаказанным,
в силу какого-то закона оно отражается, как возвратная волна, - думал он, - значит, я тоже буду наказан”. И ему внезапно показалось полнейшим
недоразумением его слишком безмятежное счастье, такая жена, как Марыня. Ведь это противоречит закону, по которому зло возвращается, как волна.
Но что из этого следует? А то, что Марыня может, например, умереть родами. Или Тереза из мести обронит какое-нибудь словечко, которое западет ей
в память, будет мучить и доведет в конце концов до горячки. Для этого не нужно даже и рассказывать всего. Достаточно похвастаться, что она дала
ему отпор. “А вдруг она сейчас как раз у Марыни, - испугался он, - и если зайдет речь о мужчинах, один игривый намек - и все кончено...”
При одной мысли об этом у него волосы зашевелились на голове, и домой он явился совершенно взбудораженный. Но Терезы не было, а Марыня
передала ему записку от Елены Завиловской, которая просила к ней зайти после обеда.
- Боюсь, не хуже ли Игнацию, - забеспокоилась Марыня. |