Изменить размер шрифта - +
..”
     При одной мысли об этом у него волосы зашевелились на голове, и домой он явился совершенно взбудораженный. Но Терезы не было, а Марыня

передала ему записку от Елены Завиловской, которая просила к ней зайти после обеда.
     - Боюсь, не хуже ли Игнацию, - забеспокоилась Марыня.
     - Не думаю. Я забегал к нему утром на минутку. Елена была занята, совещалась с нотариусом Кононовичем, но и его, и Стефанию я видел. Он

себя чувствовал хорошо, оживился даже, поговорив со мной.
     За обедом Поланецкий решил поделиться с женой новостью, услышанной от Свирского; ведь скрыть все равно не скроешь, а выложит кто-нибудь

неожиданно - это ее слишком потрясет, чего он вовсе не хотел.
     И на вопрос, что слышно в конторе и в городе, ответил:
     - В конторе - ничего нового, а в городе говорят о размолвке между Основскими.
     - Между Основскими?
     - Да. Что-то там вышло у них в Остенде. И, кажется, из-за Коповского.
     - Стах! Что ты говоришь? - сказала Марыня и покраснела.
     - Говорю, что слышал. Помнишь, я еще сказал тебе о своих подозрениях вечером на помолвке у Игнация? Оказывается, я был прав. Короче говоря,

там скандал и вообще дела плохи.
     - Но ты же говорил, что Коповский - жених панны Кастелли?
     - Был женихом, а сейчас не знаю. Они могли и порвать.
     Марыня разволновалась и стала расспрашивать мужа. Но тот сказал, что подробности дойдут скорей всего через несколько дней, а больше пока

ничего неизвестно, и она принялась жалеть Основского, которому всегда симпатизировала, и возмущаться Анетой.
     - Я думала, его преданность подкупит ее и привяжет, но, значит, она просто его недостойна. Прав Свирский, плохо отзываясь о женщинах.
     Дальнейший разговор был прерван Плавицким, который после раннего ресторанного обеда явился поделиться с ними “свежей новостью”, о которой

судачил уже весь город. Новость в передаче Плавицкого приобрела весьма фривольный колорит, и Поланецкий, подумал, что хорошо сделал, заранее

подготовив жену. Плавицкий, правда, упомянул, каких строгих правил были женщины “прежних времен”, но происшествие явно раздразнило его

любопытство и очень позабавило.
     - Вот разбойница! Вот проказница! - заключил он. - Ничего не боялась! И никого не пропускала!.. Бедняга Основский! Никого, никого!
     И с этими словами поднял брови, испытующе глядя на Марыню с Поланецким, будто проверяя, вполне ли они улавливают смысл этого “никого”. Но

Марыня только поморщилась.
     - Фу! Стах! - сказала она. - Как это гадко и пошло!

ГЛАВА LXI

     После обеда Поланецкий отправился к Елене. Завиловский носил еще на голове черную повязку поверх широкого пластыря посередине, закрывавшего

рану; он заикался и немного косил, но в общем вполне окреп и сам себя почитал уже здоровым. Доктор уверял, что и эти последствия ранения пройдут

бесследно. Поланецкий застал молодого человека сидящим в глубоком кресле старика Завиловского; закрыв глаза, слушал он стихи, которые ему читала

Стефания.
     При появлении гостя она закрыла книгу.
     - Добрый вечер! - поздоровался он. - Как дела, Игнаций? Я не помешал? Что это вы читаете с таким увлечением?
     Стефания наклонила стриженую голову к книжке (раньше она носила длинные косы, но при больном некогда было ухаживать за ними) и ответила:
     - Стихи пана Завиловского.
Быстрый переход