|
- Помните одно: кто однажды снискал расположение Марыни, тот никогда его не потеряет, - возразила пани Эмилия. - Не сомневаюсь, - печально отозвался Поланецкий, - но такие натуры и обид не прощают никогда. Тут Васковский с Литкой их нагнали, и разговор поневоле прервался. Как всегда. Литка целиком завладела Поланецким. В мягком свете погожего утра они шли по лесу, и девочка живо всем интересовалась: то спрашивала, как называется дерево, то восклицала радостно: “Ой, рыжик!” - Рыжик, рыжик, мой котеночек, - машинально отвечал занятый своими мыслями Поланецкий. Но вот дорога пошла под уклон, и перед ними открылось озеро. Через полчаса они вышли на мощеную дорогу вдоль самого берега; там и сям в воду вдавались деревянные мостки. Литке захотелось рассмотреть поближе больших рыб, плававших в прозрачной воде. Поланецкий, взяв ее за руку, повел на один из таких мостков. Привыкшие, что здесь их кормят хлебными крошками, рыбы подплыли ближе, полукружьем расположась у ног девочки. В голубоватой воде виднелись коричневато-золотистые спины карпов и серая крапчатая форель; круглые рыбьи глаза уставились на девочку будто в ожидании. - На обратном пути хлеба с собой прихватим, - сказала Литка. - Как странно они на меня смотрят! О чем они думают? - Они тугодумы, очень медленно соображают, - сказал Поланецкий. - Только через час или два дойдет до них: “А-а, вот тут стояла белокурая девочка в розовом платьице и черных чулочках”. - А про вас что подумают они? - Что я цыган: у меня ведь волосы темные. - Ну нет, у цыган не бывает дома. - И у меня. Литка, дома тоже нет. Мог быть, да я его продал. Голос его дрогнул, и в нем против обыкновения послышалась печаль. Девочка пристально поглядела на него, и на ее впечатлительном личике тоже отразилась печаль, как в воде - ее собственная фигурка. И после, когда они присоединились к остальным, она все подымала на него тревожно и вопросительно грустные глаза. - Что с вами, пан Стах? - спросила Литка наконец, крепче сжав его руку. - Ничего, детка. Просто любуюсь озером, вот и молчу. - Вчера я так обрадовалась, что смогу вам Тумзее показать... - Да, очень красиво здесь, хотя и нет скал. А что в том домике, вон, на другом берегу? - Там мы будем обедать. Пани Эмилия меж тем оживленно беседовала с Васковским; тот, ежеминутно снимая шляпу и шаря по карманам в поисках носового платка, чтобы лысину отереть, делился с ней своими наблюдениями над Букацким. - Тоже арийской духовностью томится, - заключил старик. - Вечная тревога, вечная, неутолимая жажда покоя. Чтобы заполнить жизнь, скупает картины и гравюры. Ах, как тяжело на все на это смотреть! В душе у этих детищ века - пропасть, бездонная, как вот это озеро, а они все думают заполнить ее какими-то картинами, офортами, своими дилетантскими увлечениями, Бодлером, Ибсеном и Метерлинком, псевдонаучным знанием, наконец. Бедные бьющиеся в клетке птицы! Это все равно что бросить вон тот камешек в Тумзее и воображать, будто озеро полно. - А чем же заполнить жизнь? - Любой высокой идеей, всяким большим чувством - при условии, если они зиждятся на вере. И Букацкий обрел бы покой, которого он бессознательно ищет, люби он искусство по-христиански. |
