Но тут же сказал себе: “Не трусь!” - и вошел в гостиницу.
Узнав у портье, что Плавицкий у себя, он послал визитную карточку, и его тотчас попросили подняться в номер.
Плавицкий сидел за столом и писал письма, посасывая трубку с большим янтарным мундштуком. При появлении Поланецкого он поднял голову и,
глядя на него через пенсне в золотой оправе, сказал:
- Милости прошу!
- Я узнал от Бигеля, что вы в Варшаве, и пришел засвидетельствовать свое почтение.
- Очень мило с твоей стороны, - отвечал Плавицкий, - я, по правде говоря, от тебя этого не ждал. Мы плохо с тобой расстались, причем по
твоей вине. Но если ты почел своей обязанностью навестить меня, я как старший снова принимаю тебя в свои объятия.
Но объятий на этот раз не последовало, старик ограничился тем, что протянул через стол руку Поланецкому, которую тот пожал, подумав про
себя: “Как же, тебя навестить, ничем я тебе не обязан”.
- Переезжаете в Варшаву? - после небольшой паузы спросил он.
- Да. Всю жизнь вот в деревне провел, привык с петухами вставать, хлопотать по хозяйству... Нелегко мне будет привыкать к вашей Варшаве. Но
девушке не годится жить затворницей, и пришлось эту жертву принести; впрочем, мне это не впервой.
Поланецкий две ночи провел в Кшемене и был свидетелем, что Плавицкий вставал около одиннадцати, а хлопоты его... они хозяйства не касались;
но он промолчал: его мысли были заняты другим. Из номера Плавицкого открытая дверь вела в соседнюю комнату, - должно быть, Марынину. Косясь на
эту дверь, Поланецкий подумал вдруг, что Марыня вообще может не выйти к нему.
- А панну Марыню буду я иметь честь повидать? - спросил он.
- Марыня пошла квартиру посмотреть, которую я утром приискал. Сейчас вернется, это недалеко. Квартирка, скажу я тебе, - просто загляденье!
У меня будут кабинет и спальня, у Марыни - тоже славная комнатка. Столовая, правда, темновата, зато гостиная точно бонбоньерка...
И он многословно принялся описывать квартиру, точно довольный ребенок или предвкушающий наслаждение сибарит.
- Только приехал - и квартиру нашел. Варшаву я хорошо знаю, мы с ней старые знакомые, - заключил он.
В соседнюю комнату кто-то вошел.
- Наверно, Марыня, - сказал Плавицкий и спросил громко: - Марыня, ты?
- Я, - отозвался молодой голос.
- Иди сюда, у нас гость.
В дверях появилась Марыня. При виде Поланецкого на лице ее изобразилось удивление.
Поланецкий встал, поклонился, а когда она приблизилась к столу, протянул руку. Она ответила столь же вежливым, сколь и холодным пожатием. И
сразу же обратилась к отцу, словно в комнате никого другого не было:
- Квартиру я посмотрела. Уютная, удобная. Одно меня смущает: не слишком ли улица шумная?
- Здесь улицы все шумные, это не деревня, - заметил Плавицкий.
- Извините, я пойду сниму шляпу, - сказала Марыня, ушла и долго не показывалась.
“Больше не выйдет”, - подумал Поланецкий.
Но она, наверно, только поправляла волосы перед зеркалом, потому что опять вернулась, спросив.
- Я не помешаю?
- Нет, - ответил отец, - дел с ним у нас теперь никаких нет, чему я, кстати, очень рад. |