Литка смертельно больна.
- А-я-яй! - подняв брови, воскликнул Букацкий, и лицо его приняло серьезное выражение. - А ты не преувеличиваешь?
Поланецкий кратко изложил ему диагноз.
- Как тут не быть пессимистом! - помолчав, сказал Букацкий. - Бедная девочка и бедная мать! Если это случится, уж и не знаю, что с ней
будет.
- Она верующая, но страшно даже подумать.
- Выйдем в город, тут дышать нечем...
Они вышли на улицу.
- Как тут не быть пессимистом! - все повторял Букацкий по дороге. - Литка, эта голубка! Как ее не пожалеть, а вот смерть не пожалеет.
Поланецкий молчал.
- Теперь и сам не знаю, - продолжал Букацкий, - ехать ли в Райхенгалль. Без пани Эмилии мне жизнь не в жизнь. Когда она в Варшаве, я хоть
предложение ей делаю раз в месяц - и каждый месяц получаю отказ. Так и живу с первого числа по первое, как на жалованье. Сейчас вот первое
прошло, и мне чего-то недостает, как будто жалованье кончилось. А матери известна вся серьезность положения?
- Нет. Жизнь девочки на волоске, но так может продолжаться и еще несколько лет.
- Гм! А кто может поручиться, что нам отпущено больше? Скажи, ты часто думаешь о смерти.
- Нет. А какой смысл? В этой тяжбе я в заведомом проигрыше, чего же ее и затевать, особенно прежде времени.
- В заведомом-то заведомом, а все-таки тягаемся с ней до самого конца. В том и смысл: иначе жизнь была бы скучнейшим фарсом. А так она хоть
глупая драма. Что до меня, я могу выбирать одно из трех: повеситься, поехать в Райхенгалль или в Мюнхен еще раз посмотреть Бёклина. Если быть
последовательным, надо бы выбрать первое, но поскольку мне это несвойственно, я предпочту Райхенгалль. Ни изяществом рисунка, ни
колористичностью пани Эмилия не уступит Бёклину.
- А в Варшаве что слышно? - невпопад спросил Поланецкий; вопрос этот вертелся у него на языке с самого начала разговора. - Ты видел Машко?
- Видел. Он купил Кшемень и теперь, что ни говори, богатый помещик, хотя у него хватает ума не важничать. Он благосклонен, снисходителен,
милостив, доступен, словом, изменился к лучшему; мне это, правда, безразлично - какая мне от этого польза! Но ему это явно на пользу пошло.
- На Плавицкой он не собирается жениться?
- Говорят, собирается. Твой компаньон Бигель упоминал об этом - и еще Кшемень купил он очень выгодно. Да, впрочем, приедешь, сам узнаешь.
- А где сейчас Плавицкие?
- В Варшаве. В гостинице “Рим”. А барышня собой недурственная. Я был у них на правах кузена, разговаривал о тебе.
- Мог бы найти более приятную для них тему.
- А Плавицкий рад случившемуся. По его словам, ты, сам того не желая, оказал им услугу... Я спросил барышню, как это она раньше не
познакомилась с тобой? Она ответила, что ты, наверно, за границей был, когда они в Варшаву приезжали.
- Да, в Берлин ездил по делам и пробыл там довольно долго.
- Незаметно по ним, чтобы они сердились. Хотя, по слухам, барышня с таким увлечением занималась хозяйством, что ей впору бы дуться на тебя:
как-никак ты лишил ее любимых занятий. Но мне она ничего такого не говорила.
- Вероятно, скажет мне, такая возможность у нее будет, я сразу по приезде нанесу им визит. |