Ветер наконец утих совсем, дождь, хоть и не перестал,
тоже шумел не так сильно, с дерев падали тяжелые капли. Когда я снова
подходил к дому, среди этого затишья вдруг заскрипела оконная рама и в
каких-нибудь двух шагах от меня тьму прорезал сноп света. Он падал из окна
Флоры, она его распахнула в ночь и теперь сидела перед ним в лучистом ореоле
двух свечей, что освещали ее сзади; распущенные по плечам волосы обрамляли и
затеняли задумчивое лицо; в одной руке она держала гребень, а другая
небрежно покоилась на железной решетке.
Ветер стих; под покровом темноты и однозвучного шума вновь усилившегося
дождя я тихонько подходил все ближе, стараясь ступать не по усыпанной
гравием дорожке, а по жухлой траве, и наконец очутился у самого окна;
протяни я руку, я мог бы коснуться Флоры. Но я не в силах был нарушить ее
задумчивость дерзостной речью, это показалось мне чуть ли не святотатством!
И я только стоял и смотрел и не мог наглядеться: при мерцающих свечах ее
волосы были, точно нимб, пряди их переплетались, свивались и (это казалось
мне всего восхитительней) волной сбегали на плечи, поминутно меняя цвет.
Вначале я смешался: красота Флоры словно окутывала ее ореолом утонченности;
я робел перед нею, как перед неземным видением или -- что, боюсь, было для
меня почти то же самое -- перед современной светской девицей. Однако же я не
сводил с нее глаз и мало-помалу приободрился и вновь обрел надежду; я
позабыл свою робость, позабыл о том, что на плечах у меня отвратительная,
тяжелая, насквозь промокшая одежда, -- кровь снова заиграла в моих жилах.
А Флора все еще меня не замечала, все глядела прямо перед собою на
полосу света от окна, на прямые тени оконной решетки, на поблескивавший под
луной гравий дорожки, в непроницаемую тьму сада и вздымавшихся за ним
холмов... Но вот она глубоко вздохнула, и вздох этот отозвался у меня в
душе, как мольба.
-- Отчего вздыхает мисс Гилкрист? -- шепнул я. -- Уж не вспоминает ли
она далеких друзей?
Флора быстро повернула голову в мою сторону; больше ни единой малостью
не выдала она своего изумления. Я ступил в полосу света и низко поклонился.
-- Вы! -- сказала она. -- Здесь?
-- Да, я здесь, -- отвечал я. -- Я пришел из далекого далека, отшагал,
наверно, добрых сто пятьдесят лье, чтобы увидеть вас. Я ждал в вашем саду
весь долгий вечер. Не протянет ли мисс Гилкрист руку другу в беде?
Она просунула руку сквозь прутья решетки, я упал на колени прямо на
мокрую землю и дважды поцеловал эту руку. После второго поцелуя рука
внезапно ускользнула от меня. Кажется, то был первый знак испуга. Я поднялся
с колен, и оба мы некоторое время молчали. Мною вновь с удесятеренной силой
овладела робость. Я пытливо вглядывался в лицо Флоры: не сердится ли она, --
но глаза ее смущенно опустились пред моим взглядом, и я понял, что все
хорошо.
-- Надо быть безумцем, чтобы явиться сюда! -- вдруг вырвалось у Флоры. |