Возьмите их на хранение. Забудьте, что это всего лишь деньги, храните их как
память о друге или как дорогую вам частицу его самого. Возможно, они мне
очень скоро понадобятся. Знаете ли вы старую легенду о великане, который
отдал свое сердце на сохранение жене, потому что больше надеялся на ее
любовь и преданность, нежели на собственную силу? Флора, я и есть этот
великан, хоть я совсем невелик, -- так не согласитесь ли вы стать
хранительницей моей жизни? Вместе с этими деньгами я вверяю вам мое сердце.
Перед богом я предлагаю вам сейчас мое имя, если только вы согласитесь его
принять, и вручаю вам мое состояние. Если случится худшее, если у меня не
останется ни малейшей надежды назвать вас женою, позвольте мне, по
крайности, думать, что вы распорядитесь наследством моего дядюшки, как моя
вдова.
-- Нет, нет, -- прошептала Флора, -- только не это.
-- Что же тогда? -- спросил я. -- Как же иначе, мой ангел? Да и что для
меня слова? Я хочу знать тебя только под одним именем. Флора, любовь моя!
-- Энн! -- шепнула она.
Что может быть слаще для уха влюбленного, нежели его собственное имя,
впервые слетевшее с уст любимой!
-- Милая! -- шепнул я в ответ.
Ревнивая решетка, накрепко заделанная в камень и известь, помешала нам
полностью вкусить восторг этой минуты, но я обнял Флору и притянул ее к
себе, насколько позволили железные прутья. Она не уклонилась от моих
поцелуев. Руки мои обвивали ее стан, и она сама с нежностью прильнула ко
мне. Так мы стояли, прижавшись друг к другу и в то же время разделенные, и,
сами того не замечая, обжигали лица о холодную решетку. И тут насмешка
судьбы -- или, скорее, зависть богов -- вновь обрушила на нас злобу стихии.
В кронах дерев засвистал ветер, с неба хлынули потоки ледяного дождя, и, как
на грех, с крыши дома из не замеченного нами прежде желоба низвергнулся мне
на голову и на плечи целый водопад. Вздрогнув, мы с Флорой отпрянули друг от
друга и вскочили на ноги, словно застигнутые врасплох непрошеным свидетелем.
Через мгновение мы оба снова приблизились к оконной решетке каждый со своей
стороны, но на колени уже не опустились.
-- Флора, -- заговорил я, -- я не в силах предложить тебе легкую,
беззаботную жизнь.
Она взяла мою руку и прижала ее к своей груди.
-- Лучшего не пожелала бы даже королева, -- сказала она, и ее
прерывистое дыхание было красноречивей всяких слов. -- Энн, мой храбрый Энн!
Я с радостью согласилась бы стать твоей служанкой, я готова завидовать
твоему Роули. Впрочем, нет, никому я не завидую... Зачем? Ведь я твоя!
-- Моя навсегда, -- сказал я. -- Отныне и навеки моя!
-- Вся твоя, -- повторила Флора. -- Вся и до гробовой доски.
И если некий ревнивый бог и вправду нам завидовал, то в ту минуту он,
верно, был горько разочарован, ибо увидел, что бессилен помешать нашему
счастью, счастью простых смертных. |