Я стоял под ливнем, Флора тоже промокла
насквозь -- я обнимал ее мокрыми руками, дождь хлестал в окно. Свечи давно
задуло ветром, нас окружала тьма. Только глаза моей любимой сверкали во
мраке ее спальни. Она же, верно, видела лишь мой силуэт в ореоле дождя и
струй, низвергавшихся из старинного готического водостока.
Мало-помалу мы опомнились и стали разговаривать более трезво, а когда
последний порыв бури утих, уже обсуждали, что делать дальше и где искать
помощи. Обнаружилось, что Флора знакома с мистером Робби, к которому меня
словно бы мимоходом адресовал Роумен, и даже приглашена к нему в дом на
вечер в понедельник; она метко обрисовала мне нрав почтенного джентльмена,
проявив при этом незаурядную проницательность, и сведения эти очень скоро
пришлись мне весьма кстати. Мистер Робби оказался страстным коллекционером
всяческих древностей, особливо же увлекался геральдикой. Я счастлив был это
узнать, ибо и сам благодаря мсье Кюламберу приобрел основательные познания в
этой области и недурно знал гербы большинства знатных родов Европы. И,
слушая Флору, я порешил (хотя отнюдь не собирался заранее ставить ее об этом
в известность) непременно добиться приглашения в дом мистера Робби на
понедельник вечером и встретиться там с моей любимой.
Я отдал Флоре все мои деньги. Разумеется, я принес с собою только
ассигнации и объявил, что это моя часть по нашему брачному контракту.
-- Неплохое приданое для вольноопределяющегося солдата, -- смеясь,
сказал я и протянул ей деньги сквозь решетку.
-- Где же мне их хранить, Энн? -- встревожилась Флора. -- А вдруг
тетушка их найдет? Что я ей скажу?
-- Храни их у себя на сердце, -- посоветовал я.
-- Тогда ты всегда будешь рядом со своим богатством! -- воскликнула
Флора. -- Ведь ты всегда у меня в сердце.
И вдруг темноты как не бывало. Небо очистилось от облаков и засверкало
звездами. Я взглянул на часы и поразился -- было уже около пяти утра.
ГЛАВА XXVII. ВОСКРЕСЕНЬЕ
Мне давно пора было покинуть "Лебяжье гнездо", но куда пойдешь в такой
час? Накануне вечером я велел Роули сказать нашей квартирной хозяйке, что
повстречал друга и ночевать домой не ворочусь. Придумано было неплохо, но
теперь все так обернулось, что я не мог явиться домой даже утром. Прежде
следовало найти какое-нибудь пристанище, где можно было бы высушить у огня
насквозь промокшую одежду, да еще постель, чтобы тем временем хоть немного
отдохнуть.
И тут судьба мне улыбнулась. Не успел я добраться до вершины ближайшего
холма, как слева от меня, шагах в трехстах, мелькнул огонек. Я сразу
подумал, что там, верно, кто-нибудь болен, отчего бы иначе в такой глуши и в
такую рань гореть огню? Потом до меня едва слышно донеслось пение; по мере
того, как я приближался, оно звучало все громче, и наконец я смог даже
разобрать слова -- песня эта на диво подходила и к неурочному часу и к
настроению невидимых певцов. |