И машины оказались настолько производительнее, что можно было сохранить при них писателей как безвредное украшение, рекламную приманку…
– Простите, что я перебью вас, – вмешался Флаксмен, – но я бы хотел наконец узнать подробности разгрома на Читательской улице. Что, например, произошло с нашим оборудованием?
Гаспар расправил плечи и гневно нахмурился:
– Все ваши словомельницы разбиты вдребезги и восстановить их не удастся. Только и всего.
– Ай‑ай‑ай! – произнес Флаксмен, покачивая головой.
– Ужасно! – отозвался Каллингем.
Гаспар смотрел на Флаксмена и Каллингема с глубоким подозрением. Их неудачная попытка изобразить отчаяние только увеличила их сходство с двумя жирными котами, которые, объевшись ворованной сметаной, прикидывают, как пробраться в кладовку, где хранится мясо.
– Вы меня как будто не поняли, – сказал он. – Так я повторю. Все ваши три словомельницы уничтожены – одна взорвана бомбой, две другие сожжены… – Глаза его испуганно расширились. – Это было настоящее убийство, мистер Флаксмен, зверское убийство! Помните машину, которую мы звали Рокки? Рокки‑Фразировщик? Я не пропускал ни одной книги, смолотой Рокки. И он сгорел у меня на глазах! Изжарился, испекся! А орудовал огнеметом новый друг моей собственной подруги…
– Ай‑ай‑ай, новый друг его собственной подруги! – сочувственно сказал Флаксмен и ухмыльнулся. Его самообладание, как и самообладание Каллингема, поистине превосходило всякое вероятие.
– Между прочим, это был ваш великий Гомер Дос‑Пассос, – попытался задеть их Гаспар. – Но Зейн Горт как следует поджарил его с обратного конца.
Флаксмен покачал головой.
– Какой гнусный мир! – вздохнул он. – Гаспар! Вы настоящий герой. Пока остальные писатели бастуют, вы будете получать пятнадцать процентов гарантированного минимума. Но мне не нравится, что один из наших писателей‑роботов напал на человека. Эй, Зейн! Ты ведь вольный робот и будешь сам покрывать расходы, если кому‑то вздумается вчинить нам иск! Так записано в твоем контракте.
– Но Гомер заслужил и не такую взбучку! – запротестовал Гаспар. – Этот идиот и садист направил свой огнемет на мисс Румянчик!
Каллингем недоуменно огляделся.
– Розовая роботесса, которую они с Зейном притащили сюда, – объяснил Флаксмен. – Новый назначенный к нам редактор‑инспектор.
Он покачал головой и ухмыльнулся.
– Итак, перед нами истина во всей ее наготе: у нас есть редактор и нет ни единой рукописи, по которой она могла бы прогуляться своим синим карандашиком. Ирония судьбы, ничего не скажешь! Я думал, Калли, что тебе приходилось иметь дело с мисс Румянчик.
Тут с носилок донесся нежный голосок, который произносил властно, но словно во сне:
– …предупредить о недопустимости «наготы»… Фраза с «прогуляться» под вопросом. Заменить «иметь» на «вступать в брак»… Ах, где я? Что со мной произошло?
Мисс Румянчик сидела на носилках, воздев к небу свои изящные клешни. Зейн Горт, стоя около нее на коленях, нежно протирал массажной тряпкой ее опаленный бок – мерзкая копоть уже почти сошла с розового алюминия. Увидев, что роботесса очнулась, он бережно поддержал ее за плечо, а тряпку сунул за какую‑то заслонку на своей груди.
– Успокойтесь, – сказал он. – Все будет хорошо. Вы среди друзей.
– О, неужели? Могу ли я вам поверить? – Она отодвинулась от Зейна, судорожно ощупала себя и торопливо захлопнула несколько крышечек на корпусе. – Как вы смели! На глазах у людей вы обнажили мои розетки, пока я была без сознания!
– Но другого выхода не было, – заверил ее Зейн. |