Гаспар теперь завел привычку ночевать в «Рокет‑Хаусе»и располагался на койке Джо Вахтера, пропахшей «Антивонином». Покончив наконец с диктописцами, он некоторое время тешил свою гордость тем, что сидел в Детской, сложив исцарапанные, исколотые, потемневшие от грязи руки, и созерцал, как из налаженных им приборов рывками выползали бесконечные бумажные ленты, иногда втягивались обратно для исправлений или повисали неподвижно, пока яйцеглавы, по‑видимому, лихорадочно обдумывали свои шедевры.

Но Гаспару не суждено было долго наслаждаться бездольем – насколько помощь, оказываемую трем няням, можно считать бездельем. Как только яйцеглавы получили свои диктописцы, они ежедневно, а то и несколько раз и день начали требовать «творческих совещаний»с Флаксменом и Каллингемом, а это значило, что их самих, и диктописцы, и все прочее оборудование приходилось везти в контору, так как издателям было некогда посещать Детскую. Гаспар довольно быстро пришел к заключению, что никаких творческих трудностей у яйцеглавов в действительности нет и никаких дельных советов от издателей они, разумеется, не ждут – им просто нравились эти небольшие прогулки после стольких десятилетий заточения в Детской, на которое обрекли их правила Цукки.

Вскоре сделалось обычным, что в любое время дня в конторе торчали по меньшей мере с десяток яйцеглавов вместе с няней, свежими дисками и прочим – кто совещаясь, кто готовясь к совещанию, а кто восстанавливая силы после него. Гаспару казалось, что руки у него вот‑вот отвалятся, и он уже ожесточенно ненавидел этих капризных, безжалостно остроумных и тяжелых как свинец гениев былых времен.

Наконец после многочисленных жалоб Гаспару было – весьма неохотно – разрешено пользоваться лимузином Флаксмена (в тех случаях, когда лимузин не был нужен самому издателю) для доставки яйцеглавов из Детской в контору и обратно. Но все равно работы оставалось достаточно. После некоторых возражений ему также было разрешено организовать хоть видимость охраны – яйцеглавы грузились в лимузин и извлекались из него под присмотром одного из братьев Зангвеллов и перевозились в обычных ящиках, обложенные стружкой, а не в привлекавшей внимание подарочной упаковке.

В качестве крайней уступки назойливому Гаспару был вручен древний, стреляющий пулями револьвер, который Флаксмен извлек из коллекции своего прадедушки, и даже запас патронов, изготовленных роботехниками вручную по древним инструкциям. До этого Гаспар иногда пытался одолжить у няни Бишоп ее более современный пистолет, но неизменно получал лаконичный отказ.

Однако Гаспар смирился бы со всем этим, если бы няня Бишоп согласилась еще раз как‑нибудь посидеть с ним в ресторане или хотя бы выслушать его жалобы в обмен на ее собственные! Но, увы – она отвергала все его приглашения, и не только поужинать в ресторане, но и перекусить вместе во время обеденного перерыва, ядовито указывая, что это лишь бывшим писателям некуда девать время. Мисс Бишоп и мисс Джексон даже ночевали теперь в Детской. Остальные няни не были столь самоотверженны; одна из них даже взяла расчет. Все свои ночные, равно как и дневные дежурства, няня Бишоп с неутомимой и яростной энергией посвящала заботам о сохранности яйцеглавов, добиваясь при этом неукоснительного соблюдения всех правил Цукки – будь то в Детской, в «Рокет‑Хаусе» или на полпути между ними.

Насколько Гаспар мог судить, няня Бишоп видела в нем всего лишь покорного исполнителя мелких поручений.