– Дурак, – пожал плечами Кожухов. – Что еще сказать? Он слишком много переживал по поводу своего увольнения. Надо было начинать что‑то новое, а не плакать над старым.

– Новое? – Я посмотрел на пистолет в руках Кожухова. – Это и есть ваше новое?

– Да, – едва ли не с гордостью ответил он. – Это мое новое, то, что сделал я сам. И мне это нравится. У меня больше нет шефа, я ни перед кем не отчитываюсь, я делаю что хочу. Со мной мои люди. Мне это нравится, – решительно повторил он.

– А как же Гиви Хромой? – напомнил я. Он не любит таких самостоятельных деятелей. Или он станет твоим шефом, или не станет одного из вас.

– Поживем – увидим, – заметил Кожухов. Без особого энтузиазма. Он как‑то погрустнел после всех этих разговоров о Паше Леонове и Николае Николаевиче, о Гиви Хромом и о страхе одинокой смерти… И, вероятно, я выбрал не лучший момент для своего вопроса.

– Вася, – спросил я не без определенного неудобства, называя сорокалетнего мужика с наметившимися на лбу морщинами уменьшительным именем.

– Вася, дело уже прошлое. Что это была за операция, после которой… – я замолчал, не зная, с чего начать перечисление событий, последовавших за загадочной операцией весны девяносто шестого года – увольнение четверых сотрудников ФСБ, гибель Николая Николаевича в Чечне, пьянство Паши Леонова… Там было слишком много последствий. И, похоже, мне были известны далеко не все из них.

– А разве Паша не написал в своих мемуарах? – быстро спросил Кожухов.

– Не до конца, – сказал я. – Он не успел. Это было моей ошибкой. Нужно было сказать, что Паша все написал и что я все знаю, просто хочу выслушать версию Кожухова и сравнить ее с леоновской… Я этого не сделал.

– Не успел? – почти радостно спросил Кожухов. – Ну и хорошо, что не успел. Пусть никто об этом и не узнает. Пусть так… – Он явно оживился, стал улыбаться, снова завертел пистолет в руках. Я его сильно обрадовал своими словами. Весьма глупо с моей стороны.

– И все‑таки, – настаивал я. – За что вас четверых уволили из ФСБ? Что это была за операция?

– Нет, не дави на меня. Дело, как ты сказал, прошлое. Зачем все это заново вытаскивать? Тем более что расследованию твоему это не поможет, да и расследования, как оказалось, никакого и нет…

– Это уж я сам решу – помогут твои признания расследованию или нет. Ну, давай. Что там насчет правильного направления финансовых потоков и Валерия Абрамова?

Кожухов снова перестал играть пистолетом. Веко его левого глаза дернулось в нервном тике.

– Хм, – сказал он – Направление финансовых потоков. Да, это Николай Николаевич так говорил. Чтоб ему черти пятки в аду поджарили.

– А что это вы его так не любите? Что он вам сделал?

– Он меня втянул в это дело, – вздохнул Кожухов.

– Какое дело? – не отставал я.

– Такое! Сам знаешь, раз знаешь про Абрамова и финансовые потоки.

– Что конкретно вы должны были сделать?

– Ты меня уже утомил! – недовольно пробурчал Кожухов. – Что мы должны были сделать? Ну ты же сыщик, сам должен догадаться! Ты же знаешь ключевые слова: Абрамов, направление финансовых потоков. Пошевели мозгами!

– Абрамов – финансист, – сказал я, глядя в глаза Кожухову и ожидая утвердительного знака. – Он контролировал какие‑то финансовые потоки. Вы должны были заставить его изменить направление этих финансовых потоков, так?

Кожухов медленно опустил веки и так же медленно их поднял.