Смотрю на спидометр, Рё гонит так, словно у него свидание с дорожной полицией запланировано.

— Тебе, небось, ни разу штраф за превышение скорости не выписывали, да?

Он хохочет, да так заливисто, совсем как мальчишка, что и мне хочется улыбаться. Зубы белые блестят, острые. Вот что значит хорошая экология, детство, проведенное в деревне, и здоровый крепкий желудок.

— Теперь возьмешь меня к себе в клан? — спрашивает Рё и лукавым черным глазом косится. — Я тебе пригожусь, Хозяйка Рин.

— Я подумаю, — отвечаю. Просто из вредности. И немного от зависти. Чтобы не всё так уж просто доставалось этому баловню судьбы. А то и ками у него могучий, и в клан примут без испытательного срока. Не жирно ли будет?

— Расскажи про ками горы. Какой он?

— А разве ты не торопишься на встречу с кланом? — вопросом на вопрос отвечает ронин.

А я понимаю, что совсем не хочу участвовать в порке брата Фу. Нет, хорошо было бы ему по яйцам врезать, как следует. А стоять смотреть, как из-под бамбуковых палок летят кровавые брызги, и самой лупить по живому мясу — не хочу. Прямо тошнота накатила, едва представила себе все в красках.

— Я с дядей должна поговорить. А уж когда мы это сделаем — до или после экзекуции, уже мне решать. Покатаемся час-полтора, а скажем — в пробку попали.

Рё изумлено таращится на меня секунд пять, но затем везет к реке, в новомодный парк, где молодежь катается на роликах. Там оказывается есть специальное место для парочек на машинах. Вид открывается красивый и в салоне можно покувыркаться безнаказанно.

Но мы-то с Рё не парочка, мы залезаем на теплый капот и сидим там, как бродячие коты на подоконнике. Сияют огнями небоскребы (а ярче всех моя «Жемчужная Башня») и колышется их отражение на черной воде. Я сумочку под зад подложила. Сразу видно дизайнерская вещь — вместительная, легкая и мягкая, как подушка. Ронин про ками рассказывает, и так мне хорошо, как никогда прежде. Даже, когда в детстве Красавчик на сон грядущий колыбельную пел — про долю нелегкую разбойничью, так уютно не было. После его песенок мне порой головы отрубленные снились, но это пустяки.

— А лисы-оборотни на той горе живут? — спрашиваю.

Вот честное слово, у меня столько более важных вопросов есть, но на ум приходят только лисы. Дурочка я, да?

— Говорят, что живут, — ухмыляется Рё. — Здоровенные такие. С девятью хвостами. Глазищи — во! Зубищи — ого-го!

Обормот вредный! А настырный — ужас!

— Возьми меня к себе, Хозяйка Рин, — снова просит он. — Я тебе буду каждый день про лисиц рассказывать.

— Сказала же, подумаю еще, — уворачиваюсь я и с сожалением смотрю на часы. — Нам уже пора.

Появляюсь в «Нефритовом Лотосе» слишком поздно, с братом Фу уже закончили и все разъехались. Это нехорошо. Дядя такого мне не скоро забудет и простит далеко не сразу.

А вот и он. Звонок и тот сердитый.

— Как тебя понимать, Ямада Рин? — спрашивает дядя Кента строго. — Я хочу тебя видеть прямо сейчас. Даю тебе двадцать минут.

И это не притворная строгость. Если я что-то знаю о нраве дядюшки (а я очень даже в курсе), то сейчас он просто в бешенстве.

Ронина просить не пришлось, он успел домчать до дядюшкиного дома за какую-то четверть часа.

— Жди меня тут, — говорю. — И что бы ни случилось, внутрь не заходи.

Возле ворот стоит шлюховоз — тошнотворно-розового цвета тачка, от которой за десять шагов прет дешевыми духами. Я уже говорил, что у дяди Кенты вкусы старомодные, он любит девок, у которых прямо на лбу всё написано.