Если он вызвал шлюх, значит порка прошла на «ура», кровь кипит и дядя жаждет продолжения банкета. Основным блюдом будет жестокое веселье с девкой (глупо хихикающей голой куклой в желтом парике, выглядывающей из ванной комнаты), а грызня со мной пойдет как холодная закуска. Такое себе канапе с черной икрой.

— Ты, дрянь такая, от рук отбилась, — рычит дядя Кента прямо с порога. — Давно я тебя уму-разуму учил?

Вообще-то очень давно, почти двадцать лет назад. Но я до сих пор помню ту пощечину. Как у меня голова не отвалилась от удара, до сих не понимаю. Дядя тоже должен помнить, у него шрамы на запястье — два ряда моих зубов, без клыков, они тогда только выпали.

Я кланяюсь и выдавливаю из себя:

— Я прошу прощение за доставленные неудобства, Отец.

— Ты должна наказать Мелкого со всей суровостью. Балаган с газетчиками — это его вина!

Ничего себе заявочки! Он-то тут причем?

— Нет, это моя вина, — упираюсь я.

— А я сказал: Мелкий — виновен! — орет дядя и швыряет в меня банку из-под пива. Не с целью попасть, а так… типа, мусор к мусору.

Чего он к Мин Джуну докопался-то? Тот, с какой стороны ни посмотри, идеальный кланник.

— Он — мой человек.

— Он — брат из клана «Трилистника», прежде всего. А значит, мой с потрохами. Хочешь, чтобы я сам употребил власть? Я могу. Мало никому не покажется.

— Хотите убрать от меня по-настоящему преданного человека?

— Пора завязывать с играми в честную бизнес-леди, — кривится, как от кислого, дядя. — Ты — наследница клана и должна находиться при мне. Здесь, в этом доме. Тогда не будет фотографий, не будет скандалов. Потому что тут у меня не какая-то фирмочка, а логово клана.

— В гробу я видела этот сраный дом, — нет, я не срываюсь на крик, говорю четко, спокойно и по существу. — Я делаю вам две трети прибыли. Я, а не ваши «быки», которые только ребра ломать да почки отбивать умеют.

— Не мне, а клану.

Ах вы ж посмотрите, сколько пафоса на ровном месте. Щеки надул, пузо выпятил.

— Ты определись все-таки с приоритетами, дядюшка Кента. Что главнее — ты или наш клан?

Я сознательно нарушаю все приличия, обращаясь к нему, как к равному. И дядюшку аж вспучивает всего от злости.

— Короче, мелкая зараза, ты съезжаешь из небоскреба и из своей понтовой квартирки. Завтра же! Переезжаешь ко мне и начинаешь вести себя, как наследница клана.

— А иначе?

Дядюшка омерзительно подмигивает единственным глазом и клыки желтые свои скалит. Ну прям, брат-близнец Боко. Куда, кстати, собачий выродок делся? А псина возлежит в кресле и каждой клеточкой уродливого тела впитывает витающую в воздухе ненависть. Глаза от удовольствия закатил. Еще бы! Его главного врага так унижают! Ням-ням…

— А как наказывают непослушных девчонок? — вопрошает дядя.

— Лупят по щекам?

— Отбирают игрушки. Твои живые игрушки, Ямада Рин.

Он-то думает, что угрозами выведет меня из себя, заставит беситься, просить или же орать. А мне вдруг становится на диво спокойно и легко. Дядюшка Кента, наконец-то, почуял, что мы с ним поменялись местами: я не младше, я — моложе, а он не старше, он — старее. Небольшая, но существенная разница, верно? И кто-то (и я даже знаю кто) напел ему в оба уха, что племянница выходит из-под контроля. Практически, уже вышла.