Тут нужна не только преданность, они должны уметь морочить людям голову. Я этому научился, когда был хобо. А Алекс не умеет, он слишком честный. Но я уже почти завербовал одного, его фамилия Джонсон.
— — Да? А что это за человек?
— — Раньше торговал недвижимостью и хорошо умеет уговаривать людей. Его бизнес паназиаты, конечно, прикрыли, а в трудовой лагерь он не хочет. Сейчас я его прощупываю.
— — Если решите, что подходит, присылайте его сюда. А может быть, сначала я посмотрю на него сам.
— — Что‑что?
— — Я слушал вас и думал, — Джефф, я ведь плохо представляю себе обстановку. Надо бы приехать к вам и увидеть все своими глазами. Раз уж мне предстоит командовать парадом, я должен понимать, что к чему. А сидя в этой норе, я отрываюсь от жизни.
— — Но я думал, что у нас с вами этот вопрос давно решен, сэр.
— — То есть?
— — Кого вы оставите исполнять обязанности командира — Кэлхуна?
Ардмор несколько секунд помолчал, потом сказал:
— — Идите вы к черту, Джефф!
— — А все‑таки?
— — Ну ладно, давайте об этом не будем.
— — Не обижайтесь, командир. Я хотел, чтобы вам все стало ясно, поэтому и говорил так долго.
— — Вы правильно сделали. Я хочу, чтобы вы все это повторили, и как можно подробнее. Я посажу Эстеллу и велю ей записать все, что вы скажете. А потом мы из этой вашей лекции сделаем инструкцию для кандидатов в «священники».
— — Хорошо, но давайте немного позже, у меня через десять минут служба.
— — Неужели Алекс не может даже провести службу?
— — Да нет, у него не так уж плохо получается. Его проповеди даже лучше моих. Но это самое удобное время для вербовки, майор: я присматриваюсь к людям, а потом беседую с каждым по отдельности.
— — Ладно, ладно, отключаюсь.
— — Пока!
На богослужения в храме теперь собиралось множество народу. Томас не обольщался мыслью, что причина этого — особая привлекательность учения о Великом Боге Мотаа: уже во время службы вдоль стен накрывали столы, и на них появлялась обильная еда, приобретенная на золото Шира. Тем не менее Алекс справлялся неплохо. На его проповедях Джеффу иногда казалось, что старому горцу в конце концов удалось примирить свою совесть со столь необычной работой, и теперь он как будто проповедовал собственную веру — так убедительно у него получалось.
«Если он будет продолжать в том же духе, — сказал себе Джефф, — женщины того и гляди начнут падать в обморок. Надо бы сказать ему, чтобы не так нажимал».
Однако обошлось без неожиданностей, и вот уже зазвучал заключительный гимн. Прихожане пропели его с большим увлечением, после чего дружно направились к столам. Подобрать подходящие мелодии для гимнов долго не удавалось, пока Джеффа не осенила идея написать новые слова к самым обычным патриотическим песням Америки. Теперь стоило прислушаться повнимательнее, и можно было услышать, как те, кто посмелее, повторяют прежние, подлинные слова.
Пока прихожане были заняты едой, Джефф расхаживал среди них, гладя по головке детей, благословляя всех налево и направо и слушая, о чем они говорят. Когда он проходил мимо одного из столов, какой‑то человек встал и остановил его. Это был Джонсон, бывший торговец недвижимостью.
— — Можно вас на два слова, святой отец?
— — Я слушаю, сын мой.
Джонсон дал понять, что хотел бы поговорить наедине. Они выбрались из толпы и остановились у алтаря.
— — Святой отец, я сегодня не могу вернуться домой.
— — Почему, сын мой?
— — Я так и не смог перерегистрировать свою карточку. |