Настя не пошевелилась.

– Настя, разреши мы его вытащим наверх...

Настя не реагировала на его слова. Она держала отчима за руку, чувствовала его слабеющий пульс и понимала, что торопиться уже не стоит. Оставалось сделать лишь одно. И Настя сделала это, не будучи уверена, слышит ее Афанасьев или нет. Осознает ее слова или нет.

– Пап, – тихо сказала она, приникнув к самому уху майора. – Я тебя прощаю. Прощаю за Димку. Я знаю, что ты не хотел, что это вышло случайно... Ты просто хотел, чтобы я была счастлива.

Она несколько мгновений ожидала ответа, ожидала хоть какой‑то реакции, но ее не было. Тогда Настя встала и отошла в сторону: для майора Афанасьева она больше не могла ничего ни сказать, ни сделать.

Бондарев взвалил майора на плечо и понес наверх, приглядывая за отстраненно идущей следом Настей и на слух определяя местонахождение Лапшина, который непринужденно тащил Креста за ноги и лишь на лестнице решил поднимать его в вестибюль чуть более комфортно.

У входа в гостиницу они передали Афанасьева врачам «Скорой», а потом Бондарев и Лапшин, не сговариваясь, обернулись на тело Креста.

– Давай его как‑то зафиксируем, – предложил Лапшин, вытаскивая из брюк кожаный ремень.

– Мне кажется, этого будет мало. – Бондарев озабоченно почесал в затылке. – У тебя наручников не найдется?

– Что я, мент? Хотя ментов снаружи полно, давай попросим...

– Нельзя, чтобы кто‑то узнал про него, – сказал Бондарев. – Нельзя сейчас никого сюда пускать. Все это слишком важно, так что этот гад должен остаться полностью в нашем распоряжении. Никаких ментов, никакой ФСБ. Сообщи Директору, что у нас есть такая добыча. Пусть присылает подкрепление и срочно забирает этого гада.

– Директор в курсе, так, Иса?

Иса утвердительно кивнул.

– А про девушку ему сказали?

– Какую девушку?

– Вот эту. – Бондарев кивнул в сторону Насти, которая села на пол возле разгромленного стенда трансагентства и мрачно таращилась в пол.

– А что с ней такое?

– Я не знаю, что с ней такое, но Директор очень сильно ею интересовался. И мне кажется, что он правильно интересовался.

– То есть ее тоже никому нельзя показывать?

– Никому.

– Знаешь что, – сказал Лапшин, чуть поразмыслив. – Мне кажется, что нас тут слишком мало, чтобы заботиться о таком количестве важных дел.

– Я знаю, – сказал Бондарев. – Я знаю.

3

Удары в чердачный люк оказались отвлекающим маневром – очевидно, где‑то существовал еще один выход на чердак, в результате Морозова спиной почувствовала движение воздуха...

– Ты не обидишься, если я сделаю вот так? – сказала она и приставила ствол к виску дочери Генерала.

И тут же она услышала сзади ласковое:

– Положите оружие. Пожалуйста.

«Ну вот и сбылась моя мечта – умереть относительно молодой и красивой, – подумала Морозова. – Теперь старческого маразма можно и не бояться. Я до него просто не доживу».

Пистолет она тем не менее не опускала. Между тем вдруг из чердачного люка резко спрыгнули вниз двое мужчин. Сделано это было так ловко и быстро, как будто этих двоих всю жизнь только и готовили к тому, чтобы спрыгнуть с чердака на шестой этаж.

Морозова была готова снять шляпу перед их профессионализмом, но сердце подсказывало ей, что этот замечательный профессионализм означает для нее, Морозовой, весьма плохие веши.