– Женщина, оружие бросьте на пол, – повторил вежливый голос сзади. – Это вам не игрушка.

– И я тоже не игрушка, – сказала Морозова. – Дернетесь – я этой девушке прострелю голову. И весь ваш обмен накроется медным тазом. Идет такой вариант, а?

Для убедительности она плотнее вдавила ствол в висок Лене и удивилась, насколько спокойно девушка это перенесла.

– Прострелит? – спросил вежливый голос, и Морозова немедленно отозвалась:

– Прострелит, прострелит...

Но, как оказалось, спрашивали не у нее.

– Конечно же, нет, – ответил вежливому голосу другой, тихий и высокий, слегка запинающийся, как будто от смущения. – Это блеф. Она даже не представляет, о каком обмене идет речь. Она просто хочет вытянуть у нас информацию. Для своих.

– То есть обычный женский безответственный треп, – подытожил вежливый голос за спиной у Морозовой.

– Я тебе башку снесу за такие слова! – бросила не оборачиваясь Морозова, тоскливо разглядывая короткоствольные автоматы тех двоих, что свалились с чердака. Все это было очень интересно – Лена Стригалева, посаженная на цепь и освобожденная желающим ее смерти Маятником; обмен Лены Стригалевой на некую вещь, которая стоит высадки десанта с вертолета; тренированные мальчики с автоматами... Это было гораздо интереснее и важнее, чем просто гоняться за стареющим преступным авторитетом и напоминать ему об обещании слинять за кордон. Это пахло гораздо более серьезными вещами, однако Морозовой стало казаться, что все эти интригующие вопросы лично для нее останутся без ответа. Потому что шансов у нее нет никаких.

– Ладно, – сказала Морозова, чуть отводя ствол от виска Стригалевой. – Я погорячилась. И если девушка не возражает...

– Эта девушка уже давно себе не принадлежит, – оборвал Морозову вежливый голос. – И она не может возражать. Она будет делать то, что ей скажут. Так что тебе глупо беспокоиться о ее судьбе. Побеспокойся лучше о своей.

– И то верно, – согласилась Морозова. – Так что я отпускаю ее, и мы расходимся. Так?

– Нет, так не получится. Тебе придется тоже пойти с нами.

– Это еще зачем? Мне все‑таки не семнадцать лет, у меня плохой характер – подумайте, стоит ли меня брать.

– Надо выяснить, что тебе известно. Тебе и твоим людям.

– Каким еще моим людям?

– Которые сейчас находятся внизу.

«И которым давно бы следовало подняться сюда!»

– Вы меня с кем‑то путаете... – сказала Морозова.

– Я никогда не путаю своих врагов.

– Это я – враг?

– Несомненно.

– Ну... Спасибо, что разъяснили ситуацию.

Этот диалог будет ее посмертной эпитафией, записанной на жестком диске компьютера. Как романтично. Но вообще‑то предполагалось, что внизу этот диалог кто‑то слушает, если не Лапшин, то Иса. И если хоть один из них это слышал, то он должен был уже бить тревогу и мчаться наверх. На лифте это заняло бы секунд тридцать максимум. По лестнице – пара минут. И если до сих пор никто не явился, то это значит, что дела внизу обстоят тоже не лучшим образом. Что ж... Пусть будет хотя бы эпитафия. Морозова прикинула, сколько у нее будет времени на все про все: секунда? Две? Потом ее порвут эти автоматчики... Или все же побоятся зацепить Стригалеву? Давайте проверим.

– Не надо этого делать, – сказал высокий запинающийся голос.