|
Они сидели, откинувшись на спинки стульев, заложив ногу на ногу, сдвинув фуражки на лоб - солнце слепило даже в помещении. Четверо были в синих тельняшках, кожа у всех была обожжена и начинала лупиться, волосы на затылках и висках выгорели. Пятый, хозяин заведения, тотчас встал и направился к Мегрэ. - Что будете пить? Заведение сияло чистотой. Пол устилали свежие опилки, стойка сверкала, в воздухе витал сладковато-горький запах - был час аперитива. - Ну, дела!.. - громко вздохнул один из посетителей, раскуривая потухшую сигарету. Это "ну, дела!", должно быть, относилось к появлению Мегрэ. Комиссар спросил кружку пива и теперь методично уминал в трубке табак. Сидевший напротив невысокий русобородый старик одним духом осушил свой стакан и, вытирая усы, буркнул: - Повтори-ка, Фернан! По перевязанной правой руке нетрудно было догадаться, что это и есть старый Гассен. Да и товарищи его, как бы демонстрируя собственную осведомленность, многозначительно уставились на старого речника, а тот, в свою очередь, на Мегрэ, да так пристально, что на заросшем щетиной лице кожа собралась складками. Он уже порядком набрался, движения его стали развинченными и неуверенными. В Мегрэ он почуял полицейского и, видимо, встревожился. Это заметил не только комиссар: приятели Гассена решили немного поразвлечься и стали подзуживать старика. - Да, Гассен, вот это денек, - с состраданием в голосе сказал один. Другой, подмигивая первому, подхватил: - Гассен, тебе вроде бы есть о чем потолковать с месье? Старик угрюмо засопел и набычился. Хозяин бистро чувствовал себя неловко, а клиенты забавлялись вовсю, вполне, правда, беззлобно и, пожалуй, даже доброжелательно. В открытое окно был виден только парапет набережной, мачты и надстройки судов, да еще крыша домика смотрителя шлюза. - Когда снимаешься с якоря, Гассен? - спросил кто-то. И добавил чуть слышно: - Поговори-ка с этим. Старик, казалось, был готов последовать совету. Он поднялся и с напускной развязностью забулдыги направился к стойке. - Еще один, Фернан. Он все так же не сводил глаз с Мегрэ, и взгляд его выражал странную смесь чувств: в нем было и откровенное нахальство, и какое-то глухое отчаяние. Комиссар постучал по столику монетой, подзывая хозяина. - Сколько? Фернан склонился над ним, назвал сумму и тихо добавил: - Не трогайте его сейчас, он третий день не просыхает. Слова эти были сказаны шепотом, и все же старик проворчал со своего места: - Чего ты там болтаешь? Мегрэ встал. Нарываться на скандал он не собирался и с невозмутимо простодушным видом направился к двери. Перейдя улицу, обернулся и увидел, что Гассен со стаканом в руке стоит у окна бистро и внимательно за ним следит. Зной стал совсем нестерпимым, воздух - темно-золотым. На камнях набережной, прикрыв лицо развернутой газетой, растянулся клошар. Мимо проносились легковушки, грузовики, трамваи, но Мегрэ уже понимал: все это не имеет значения. Все, что двигалось по улице, было чем-то чужеродным. Париж устремлялся по ней к берегам Марны, но это был лишь фон, пустое назойливое жужжание мухи; а настоящими тут были только свистки буксиров, шлюз, камнедробилка, баржи и подъемные краны, оба бистро для Речников и, главное, нелепый высокий дом, где в квадрате окна виднелось красное кресло Дюкро. |
