Он был великий оратор, неумолкаемый,
вдохновенный, но я утверждаю, что самый вдохновенный оратор, если он говорит
не умолкая, может, мягко говоря, осточертеть. Кстати должен добавить, и не
из противного "благородного" желания вести с моим невидимым читателем
честную игру, а скорее потому - и это куда хуже, - что мой безудержный
болтун -может выдержать любые нападки. От меня, во всяком случае. Я нахожусь
в исключительном положении: вот обозвал брата болтуном - слово довольно
гадкое, - а сам преспокойно развалился в кресле и со стороны, как игрок, у
которого в рукаве полным-полно козырей, без труда припоминаю тысячи
смягчающих обстоятельств (хотя, пожалуй, слово "смягчающие" тут не совсем
уместно). Могу коротко суммировать это так: к тому времени, как Симор вырос
- лет в шестнадцать-семнадцать, - он не только научился следить за своей
речью, избегать тех бесчисленных и далеко не изысканных, типично
нью-йоркских словечек и выражений, но уже овладел своим метким и сверхточным
поэтическим языком. И его безостановочные разглагольствования, его монологи,
чуть ли не речи трибуна нравились, во всяком случае большинству из нас, с
первого до последнего слова, как, скажем, бетховенские произведения,
написанные после того, когда слух перестал ему м_е_ш_а_т_ь, - тут мне
приходят на память квартеты (си-бемоль и до-диез), хотя это звучит немного
претенциозно. Но нас в семье было семеро. И надо признаться, что
косноязычием никто из нас никогда не отличался. А это что-нибудь да значит,
когда среди шести прирожденных болтунов и краснобаев живет непобедимый
чемпион ораторского искусства. Правда, Симор никогда этого титула не
добивался. Наоборот, он страстно хотел, чтобы кто-нибудь его переспорил или
переговорил. Мелочь, конечно, и сам он этого не замечал - слепые пятна и у
него были, как у всех, - но нас это иногда тревожило. Но факт остается
фактом: титул чемпиона оставался за ним и хотя, по-моему, он дорого бы дал,
чтобы от него отказаться (эта тема до чрезвычайности важна, но я, конечно,
заняться ею в ближайшие годы не смогу), - словом, он так и не придумал, как
бы отречься от этого звания - вполне вежливо и пристойно.
Тут мне кажется вполне уместно, без всякого заигрывания с читателем,
упомянуть, что я уже писал о своем брате. Откровенно говоря, если меня как
следует прощупать, то не так трудно заставить меня сознаться, что почти не
было случая, когда бы я о нем не писал, и если, скажем, мне пришлось бы
завтра под дулом пистолета писать очерк о динозавре, я наверняка придал бы
этому симпатичному великану какие-то малюсенькие черточки, напоминающие
Симора, - например, особенно обаятельную манеру откусывать цветочек цикуты
или помахивать тридцатифутовым хвостиком. Некоторые знакомые - не из близких
друзей - спрашивали меня: не был ли Симор прообразом героя той единственной
моей повести, которая была напечатана? Говоря точнее, эти читатели и не
с_п_р_а_ш_и_в_а_л_и меня, они просто мне об этом з_а_я_в_л_я_л_и. |