Среди
людей он - куличок-поморник, и я спешу рассказать вам то, что я знаю о его
перелетах, о температуре его тела, о его невероятном, фантастическом сердце.
С начала 1948 года я сижу (и мое семейство считает, что сижу буквально)
на отрывном блокноте, где поселились сто восемьдесят четыре стихотворения,
написанных моим братом за последние три года его жизни как в армии, так и
вне ее, главным образом именно в армии, в самой ее гуще. Я собираюсь в
скором времени - надеюсь, это дело нескольких дней или недель - оторвать от
себя около ста пятидесяти из них и отдать первому охочему до стихов
издателю, у которого есть хорошо отглаженный костюм и сравнительно чистая
пара перчаток, пусть унесет их от меня в свою темную типографию, где, по
всей вероятности, их втиснут в двухцветную обложку и на обороте поместят
несколько до странности неуважительных отзывов, выпрошенных у каких-нибудь
поэтов и писателей "с именем", которые не стесняются публично высказаться о
своих собратьях по перу (обычно приберегая свои двусмысленные, более
лестные, половинчатые похвалы для своих приятелей или для скрытой бездари,
для иностранцев и всяких юродствующих чудил, а также для представителей
смежных профессий), а потом стихи передадут на отзыв в воскресные
литературные приложения, где, ежели найдется место и ежели критическая
статья о новой, полной, и_с_ч_е_р_п_ы_в_а_ю_щ_е_й биографии Гровера
Кливленда окажется не слишком длинной, эти стихи будут мимоходом, в двух
словах представлены любителям поэзии кем-нибудь из небольшой группки
штатных, умеренно-оплачиваемых буквоедов или подсобников со стороны, которым
можно поручить отзыв о новой книге стихов не потому, что они сумеют написать
его толково или душевно, а потому, что напишут как можно короче и
выразительнее других. (Пожалуй, не стоит так презрительно о них отзываться.)
Но уж если придется, я попытаюсь все объяснить четко и ясно. И вот, после
того как я просидел на этих стихах больше десяти лет, мне показалось, что
было бы неплохо, во всяком случае вполне нормально, без всякой задней мысли
обосновать две главные, как мне кажется, причины, побудившие меня встать и
сойти с этого блокнота. И я предпочитаю обе эти причины сжать в один абзац,
упаковать их, так сказать, в один вещмешок отчасти потому, что не хочу их
разрознять, а отчасти потому, что я вдруг почувствовал: они мне больше в
дороге не понадобятся.
Итак, первая причина - нажим со стороны всей семьи. Вообще-то наша
семья - обычное, может быть, вы скажете, даже слишком обычное явление, а мне
и слушать про это неохота, но факт тот, что у меня есть четверо живых, шибко
грамотных и весьма бойких на язык младших братьев и сестер, полуеврейских,
полуирландских кровей, да еще, наверно, и с примесью каких-то черт
характера, унаследованных от Минотавра, - двое братьев, из которых старший,
Уэйкер, - бывший странствующий картезианский проповедник и журналист, ныне
ушедший в монастырь, и второй, Зуи, - актер по призванию и убеждениям, тоже
человек страстно увлеченный, но ни к какой секте не принадлежащий - из них
старшему тридцать шесть, а младшему, соответственно, двадцать девять, - и
две сестры, одна - подающая надежды молодая актриса, Фрэнни, другая, Бу-Бу,
- бойкая, хорошо устроенная мать семейства - ей тридцать восемь, младшей -
двадцать пять лет. |