Для меня
оспаривать их слова всегда мучение, но должен сказать, что люди, знавшие
моего брата, никогда таких глупостей не говорили и не спрашивали, за что я
им очень благодарен, а отчасти и несколько удивлен, так как почти все мои
герои разговаривают, и весьма бегло, на типичном манхэттенском жаргоне и
схожи в том, что летят туда, куда безумцы, черт их дери, и вступать боятся
[5], и всех их преследует некий ОБРАЗ, который я, грубо говоря, назову
просто Старцем на Горе. Но я могу и должен отметить, что написал и
опубликовал два рассказа, можно сказать, непосредственно касавшиеся именно
Симора. Последний из них, напечатанный в 1955 году, был подробнейшим отчетом
о его свадьбе в 1942 году. Детали были сервированы читателю в самом
исчерпывающем виде, разве что на желе из замороженных фруктов не были
сделаны, в виде сувениров, отпечатки ступни каждого гостя ему на память. Но
лично Симор - так сказать, главное блюдо, - в сущности, подан не был. С
другой стороны, в куда более коротком рассказе, напечатанном еще раньше, в
конце сороковых годов, он не только появлялся во плоти, но ходил,
разговаривал, купался в море и в последнем абзаце пустил себе пулю в лоб.
Однако некоторые члены моей семьи, хотя и разбросанные по всему свету,
регулярно выискивают в моей прозе всяких мелких блох и очень деликатно
указали мне (даже с излишней деликатностью, поскольку обычно они громят меня
как начетчики), что тот молодой человек, "Симор", который ходил и
разговаривал, не говоря уж о том, что он и стрелялся, в этом раннем моем
рассказике никакой не Симор, но, как ни странно, поразительно походит на -
алле-гоп! - на меня самого. Пожалуй, это справедливо, во всяком случае,
настолько, чтобы я как писатель почувствовал и принял этот упрек. И хотя
п_о_л_н_о_г_о оправдания такому "faux pas" [6] найти нельзя, все же я
позволю себе, заметить, что именно этот рассказ был написан всего через
два-три месяца после смерти Симора, и вскоре после того, как я сам подобно
тому "Симору" в рассказе и Симору в жизни, вернулся с европейского театра
военных действий. И писал я в то время на очень разболтанной, чтобы не
сказать свихнувшейся, немецкой трофейной машинке.
О, эта радость - крепкое вино! Как оно тебя раскрепощает. Я чувствую
себя настолько с_в_о_б_о_д_н_ы_м, что уже могу рассказать Вам, мой читатель,
именно то, что Вы так жаждете услышать. Хочу сказать, если вы, в чем я
уверен, больше всего на свете любите эти крохотные существа, воплощение
чистого Духа, чья нормальная температура тела - 50,8° по Цельсию, то,
естественно, и среди людей вам больше всех нравится именно такой человек -
бо-гознатец или богоборец (тут никаких полумер для вас нет), святой или
вероотступник, высоконравственный или абсолютно аморальный, но обязательно
такой человек, который умеет писать стихи, и стихи н_а_с_т_о_я_щ_и_е. |