– Конюшни? – спросил я.

 Она с веселым удивлением посмотрела на меня.

 – Это то, где американцы держат на ипподромах лошадей.

 Короче, вскоре я шел вместе с половиной присутствовавшего на завтраке народу смотреть на утреннюю рутину частной жизни ипподрома – кормление лошадей, чистку конюшен, седлание и расседлывание, езду вскачь коротким галопом, выводку (для того, чтобы лошадь остыла после упражнений), трамбование ям в песке. И все время по ходу дела возникали маленькие пресс-конференции, на которых тренеры вещали, словно пророк Моисей.

 Я слышал, как тренер одной из местных лошадей, фаворита, самоуверенно заявил:

 – Он пролетит всю дистанцию со скоростью телеграммы.

 – А что вы скажете о зарубежных лошадях? – спросил один из репортеров. – Кто-нибудь из них может победить вашу?

 Взгляд тренера остановился на Алисии, что стояла рядом со мной. Он знал ее. Улыбнулся и галантно сказал:

 – Для нас представляет опасность Брунеллески.

 Сам Брунеллески совершенно спокойно стоял в своем стойле. Сильвио Луккезе, как оказалось, привез специальный корм для чемпиона из Италии, чтобы удовлетворить его привередливый аппетит. Брунеллески вроде бы прошлым вечером ел хорошо (добрый знак) и не лягал своего конюха, что он обычно делал, будучи недовольным. Все осторожно гладили его по голове, держа пальцы подальше от крепких белых зубов. Мне он показался царственным, этаким деспотом с дурным нравом. Никто не спрашивал его, что он думает по поводу здешней воды.

 – У него нрав был всегда не сахар, – сказала Алисия так, чтобы владельцы не расслышали. – Мне часто кажется, что Гольдони его боятся.

 – Я тоже, – ответил я.

 – Всю свою вредность он вкладывает в победу. – Она с грустной приязнью посмотрела на темную кивающую голову. – Я говорю ему, что он ублюдок, и мы прекрасно ладим.

 Паоло Ченчи вроде бы был доволен, что Алисия проведет большую часть дня со мной. Они с Луккезе и Бруно Гольдони намеревались остаться на скачки. Беатриче, скрывая с виноватым видом довольную улыбку, сказала, что едет в отель к парикмахеру, а потом пройдется по магазинам. Паоло Ченчи, к моему ужасу, предложил, чтобы мы с Алисией подбросили ее до Вашингтона, чтобы не заставлять службу проката лимузинов дважды гонять машину. И потому мы провели первый час нашего дня с болтливой дамой, которая на всем пути говорила много, но сказала мало. У меня было полное впечатление, что даже от временной разлуки с мужем у нее на душе становится куда легче, и когда мы высадили ее у "Ридженси", на ее запавших щеках пылали два пятна, а в каждой черточке ее немолодого лица сквозила вина.

 – Бедняжка Беатриче, можно подумать, что она спешит на свидание с любовником, – улыбнулась Алисия, когда мы поехали прочь, – а вовсе не в магазин.

 – А ты, с другой стороны, – заметил я, – совсем не разрумянилась.

 – А, – сказала она, но я же ничего не обещала.

 – Это верно. – Я остановил машину на боковой улочке и развернул карту города. – Хочешь что-нибудь посмотреть? – спросил я. – Памятник Линкольну, Белый дом или что еще?

 – Я тут была три года назад. Не пропустила ни одной экскурсии.

 – Хорошо... Ты не против, если мы просто немного покатаемся? Я хотел бы в лицо знать эти улочки... не только по названиям.

 Она согласилась со слегка озадаченным видом и немного спустя сказала:

 – Ты ищешь Моргана Фримантла.

 – Я ищу вероятные районы.

 – Какие из них вероятные?

 – Ну.