Внезапно оказалось, что его вовсе не интересует над чем она смеется. Будучи на целых двенадцать чертовых лет старше этого проклятого Генри Фицроя, он не думал, что его эго может пострадать от подобного сравнения.
– Если бы я был на твоем месте, то уж точно взял бы за яйца Карла Бьена и его очаровательного племянника.
– На каких основаниях?
– Некто считает, что ты находишься слишком близко, а они – единственные «некто», с которыми ты беседовала и с которых пока не сняты подозрения.
– Ну, ты – не на моем месте. – Вики почесала заднюю сторону лодыжки, куда ее укусил ночью москит. – И если ты еще не понял, дело не подлежит рассмотрению в полиции.
– Они уже вовлечены, или ты забыла отчет полиции об огнестрельной ране прошлой ночью?
– Квин‑стрит. Поверни здесь. Многоквартирный дом номер 321. – Поправив очки, женщина добавила: – Полиция только думает, что она привлечена. У них нет ни малейшего представления о том, что происходит в действительности.
– А ты не думаешь, что они могут кое на что наткнуться? – спросил Селуччи, описывая широкую дугу, чтобы избежать столкновения с маленьким мальчиком на велосипеде.
Вики развела руками.
– Как им это может удаться? Или ты собираешься им о чем‑то намекнуть?
– Они будут вести расследование.
– Конечно, будут. Полиция провинции Онтарио будет несколько чаще посещать территорию заповедника в течение примерно пары недель. А затем, в отведенные часы службы, они найдут нечто более важное, чем выяснение причин случайной стрельбы.
– Но ведь это был вовсе не несчастный случай, – заметил Майк, стараясь сдержать раздражение.
– В полиции этого не знают. – Вики заставила себя расслабиться. Стиснутые зубы только вызывали болезненное стучание в виске и не производили никакого впечатления на сидевшего рядом с ней болвана – Они и не собираются что‑то выяснять.
– Ладно, они должны быть привлечены, когда ты выяснишь, кто совершил убийство. Или, – ехидно продолжил он, – ты задумала устроить свой несчастный случай, который все решит сам по себе?
– Сюда, – указала Вики. – Триста двадцать один. Знак указывает, что парковка для посетителей находится вон там.
Тишина, последовавшая за ее словами, усилила возникшее между ними напряжение.
– Матерь Божья, Вики. Ты не собираешься выносить это дело в суд, не так ли?
Она уставилась на носки своих кроссовок.
– Ответь мне, черт возьми! – Селуччи ударил по тормозам и, прежде чем машина остановилась, схватил подругу за плечо, поворачивая, чтобы взглянуть ей в лицо.
– Суд? – Она высвободила плечо. Господи, временами Майк Селуччи выглядит совершеннейшим тупицей. – И что произойдет с вервольфами на суде?
– Закон…
– Им не нужен закон, Селуччи, они хотят справедливости, а если убийца предстанет перед судом, они ее не добьются. Ты знаешь не хуже меня, что жертва предстает перед судом вместе с обвиняемым. Какой шанс будет у оборотней? Если ты не белый, или беден, или, Боже упаси, родился женщиной, система видит в тебе нечто меньшее, чем человека! Как, ты думаешь, система отнесется к ним? И что за жизнь ожидает Хееркенсов после того, как их тайна будет раскрыта?
Майк не мог поверить в то, что слышит.
– Ты пытаешься убедить меня или саму себя?
– Заткнись, Селуччи!
Он определенно не понимал ее. «Его уютный маленький мир разваливается у него на глазах, и он не может с этим смириться. Но это не моя вина».
Голос Селуччи окреп и звучал уже почти так же громко, как и ее:
– Я не намерен стоять здесь и наблюдать, как ты отбрасываешь в сторону все, во что так долго верила. |