— Нет. Разрешите продолжать?

Следователь разрешил, а сам принялся опрашивать Зубова.

Волин вернулся к осмотру, который уже окончил. Все уже записано, запротоколировано, но стоит еще раз пройтись — может, что-то с первого раза, впопыхах, упущено. Даже если сто раз все понятно — на сто первый осмотр обязательно выяснится, что понятно далеко не все.

Хотя что тут может быть понятно? С чего пацан одиннадцатилетний, Васютка, как, по-деревенски причитая, называл его отец-профессор, озверел до того, что размозжил голову мачехе? Что могла она ему сделать такого страшного?

Уже было известно, что мальчишка бродяжничал, подворовывал, но не убивал же. Профессор просил особо записать: с детства Васютка даже глазунью просил себе не делать, чтобы глазки не выкалывать, такой был добрый. Даже если оставить эту необъяснимую озверелость… Волин вспомнил, как эксперт, все зафиксировав, попробовала поднять лампу и удивилась — тяжелая. Массивная лампа, подставка — гранит. А ведь надо размахнуться, ударить, и не раз. Не каждый взрослый способен с одного удара тяжелым предметом нанести такие удары. Как это удалось мальчишке, и не сказать что очень сильному, он был щуплый и ручки тонкие?

И самое странное (и страшное): когда его уже паковали для отправки, он вдруг перестал выть и самым спокойным, вежливым образом попросил у всех прощения за беспокойство и сам протянул руки под смирительную рубаху.

Волин, запретив себе строить версии на песке, просто еще раз исследовал помещение — и тут, что и требовалось доказать, взгляд его упал на предмет, который все время был на виду, а заметил его капитан только сейчас. И больше никто не заметил.

Красивый, хотя и хорошо побитый жизнью, плюшевый медведь. Плотненький, бурый, с бархатистой шубкой и симпатичной, но «всамделишной» медвежьей мордочкой. Точь-в-точь такой, какого капитан Волин видел на фото юного Луганского, брат-близнец мишки, похищенного с дачи генерала наряду с подарком арестованного маршала Худякова.

«Сереженькин мишутка. Не факт, — напомнил себе Виктор Михайлович, — да, не факт. Но версия».

И все-таки, завершив мероприятия, при первой же возможности он позвонил по надоевшему уже номеру:

— Николай Николаевич, здравия желаю. Благодарствуйте, в меру плохо. Тут у нас очередное ЧП с малолетками. Да. Вот что я вас попрошу сделать прямо сейчас…

Глава 8

Мастер Ваня Белов закончил вводный инструктаж, самолично проверил, чтобы у всех уши были спрятаны под берет и рукава застегнуты. Пришло время практических занятий, а для Кольки самая горячая пора. Все требования по точности обработки и безошибочному чтению чертежей — это будет потом, а сейчас надо зорко следить, чтобы число пальцев в начале урока равнялось этому же числу в конце.

И не только пальцев. Белов давал задание выточить тридцатимиллиметровый валс допуском по семимиллиметровому квалитету точности, предварительно тщательно выставить резец по уровню и закрепить в трехкулачковом самоцентрирующемся патроне…

Три десятка лопоухих хмурились, изображая полное понимание, по команде приступали к работе, и все вроде бы копошились вполне старательно, помогая друг другу. Колька прошелся по рядам, поправил одного, другого, но в целом остался доволен. Запустили механизмы, поднялся ровный гул, мощный, красивый, который каждый раз действовал на Кольку как крепкий чай — бодряще-радостно.

И вдруг — бах! Деталь, как снаряд из пушки, вылетела из патрона, врезалась в стену, в двух ладонях от двери, в которую некоторое время уже робко, но настойчиво стучали. По свежей оштукатуренной стене прошла глубокая трещина, а деталь, помедлив, лязгнула об пол.

Колька, подойдя к станку, из которого вылетел этот «снаряд», извлек из-за него за шиворот учащегося Березина и как следует встряхнул:

— Я тебе что сказал? Пять раз сказал: выставить резец по уровню, проверить затяжку патрона ключом.