— На ночь глядя? Это как?

Ольга сказала сначала «Ой», а потом задумчиво протянула:

— А ка-а-ак это? Один он был… а как вышел? Как вернулся? Как-то очень все это странно.

Колька, само собой, знал, как это могло быть, но раз Настя ничего не сказала своей подруге, то и он не посчитал нужным…

Проводив Ольгу до дома, Колька поднялся на чай — надо же было передать Акимовым от мамы ее коронное яблочное варенье. И тут тоже посидели по-хорошему. Он все мялся, думая, не позвать ли Палыча покурить, вывалить свои подозрения (или домыслы), но так и не решился.

…Милицию вызвала соседка, которая заинтересовалась, чего это у Зубовых дверь открыта.

Теперь тут работала прибывшая с Петровки опергруппа. Надо думать, со времен экспроприации эта квартира не видела столько народу. Большая, уютная, красивая квартира, на потолке лепнина. Возможно, в этом гнезде обитал раньше какой-нибудь старорежимный профессор Императорского Московского технического училища. В кабинете по стенам — бесконечные книжные шкафы, благодарности, наградные листы, копии патентов, огромный письменный стол на толстых львиных ножках. И массивная зеленая лампа. Она должна была бы возвышаться на изумрудном сукне, но сейчас это было уже не мирное средство освещения, а орудие убийства.

Вот на полу очерчен мелом силуэт жертвы. Это жена человека, который сейчас сидит, ошалев от горя, в своем красивом кресле за красивым своим столом.

Пока не приехали медики, искали в домашней аптечке хоть какие-то успокоительные, но, кроме глупых пузырьков с крупинками, так ничего и не нашли. Тогда Волин преподнес универсальный стакан воды.

Муж убитой, профессор МВТУ имени Баумана, профессор Зубов, плотный, видный, но как будто весь сдувшийся, отлепив от лица бескровные пальцы, вцепился в стакан, поднес ко рту, но тут же поставил его обратно:

— Н-не могу. Не лезет.

— Я понимаю вас, — мягко произнес капитан, — но, к сожалению, нам необходимо задать вам несколько вопросов прямо сейчас. Время…

— Время, — повторил профессор и снова потянул руки к лицу, — времени нет… какая теперь разница?

Легко ступая, вошел следователь, вполголоса поздоровался, приглашающе кивнул Волину. Тот вышел к нему, и они прошли на кухню.

— Докладывайте, Виктор Михайлович.

— В час тридцать профессор пришел домой пообедать — с лекций у вечерников. Обнаружил труп супруги, Зубовой Валерии Борисовны, и своего сына от первого брака, Зубова Василия, в невменяемом состоянии. На полу лежала кабинетная лампа на бронзовой основе, характер повреждений черепа потерпевшей дает основания полагать, что неоднократные удары были нанесены именно этой лампой…

— Сам Зубов где?

— В кабинете.

— Я имею в виду Василия.

— Отвезли в Русаковскую больницу.

— Почему туда, в детскую больницу?

— Это ребенок. Ему одиннадцать.

Прокурорский, крякнув, пробормотал:

— Однако… Ничего себе дитя. На учете стоял?

— Стоял. Регулярно сбегал из дома, был направлен из приемника-распределителя для воссоединения с отцом.

— Воссоединился… Как же он попал в квартиру, где никого не было?

— Просто вошел.

— Ключи откуда?

— Ключи тут все оставляют у дежурного.

— Как у них тут все благостно… — Прокурорский огляделся и добавил: — А ведь обстановочка богатая. Пострадавшая — это что же, мать?

— Мачеха.

— Понятно. Закончили с осмотром?

— Нет. Разрешите продолжать?

Следователь разрешил, а сам принялся опрашивать Зубова.