|
Вспомнил «Целиковскую» — живую, улыбчивую, и сморгнул, прогоняя видение обломка челюсти с такими узнаваемыми кривыми, маленькими зубами.
Вот сейчас надо решить, что он будет делать — пойдет впрягаться за какое-то дело, не свое, сомнительное, или же отвернется, сплюнет и вернется в свою колею. У него, между прочим, своя жизнь, работа…
Колька понял, что снова растет внутри новое взрослое чувство — трусость. Конечно, они правы, конечно, надо своими делами заниматься, он просто и четверти не повидал из того, что повидали они. Много раз они жертвовали своими интересами. Если что, им не отвертеться, это правда. Они всегда шли у него на поводу, а теперь все надо решать одному.
Он зашнуровал ботинок, разогнулся — и только тогда услышал за спиной топот ног и с надеждой обернулся…
Его нагонял Санька. Поравнялся, отдышался, деловито спросил:
— Ну че, пойдем?
— Куда?
— Как куда? — удивился Приходько. — Надо же выяснить, че да как.
Ну развернулись и пошли. Вместе. По пути Санька объяснял, что давно подсматривал, как эта Лебедева пробирается к флигелю, который снимает у стариков Луганских, рассказывал, какие к ней приезжают «жирные кнуры», и все на «Победах», и про то, как он пару раз, помирая от любопытства, подбирался к окну и смотрел, как взрослые люди «телепаются» как лунатики.
— Как-как? — переспросил Колька.
— Ну так как-то, — Санька показал какую-то тетку, которая идет, не держа голову совсем, руки-ноги болтаются как ватные, — и «гляделки», как две дырки в голове, ничего не видят.
— Ну да, верно, — машинально подтвердил Колька.
— Мутная баба, — со знанием дела заявил Санька, — подведет стариков под монастырь, помяни мое слово. А люди они — просто золотые, особенно бабуля. Такая ласковая, слова злого не скажет, а если ей про кого начнешь толковать, то чуть уши не зажимает: что ты, что ты, все добрые! Если все такие ватные будут, что ж со страной случится?
Колька, не сдержавшись, крепко обнял этого психа, которому вроде бы все до лампочки, — кроме всего белого света и того, что в нем творится…
Глава 9
Ближе к вечеру того же дня в фанерку, которая заменяла дверь в кабинет заведующего ДПР, постучалась товарищ Чох. Терпеливо подождав и дождавшись, наконец, начальственного «Да?», она вошла.
— Виктор Робертович, там, на проходной, какой-то мальчонка. Говорит к вам.
— Так-таки ко мне? — уточнил заведующий, но тотчас успокоил: — Ко мне так ко мне. Пойдемте.
В обозначенном месте действительно топтался молодой человек лет четырнадцати-пятнадцати. Начал высоким фальцетом, окончил баском:
— Я к вам.
— Ко мне? — повторил Эйхе, разглядывая его.
Белобрысый, физиономия чумазая, насупленная, одежда довольно приличная, но не особо чистая, в руках узелок. Подождав минуты три, мальчишка повторил уже с нотой раздражения:
— Да к вам же, к вам. У вас тут воров принимают?
— Воров принимаем, да, — после паузы подтвердил заведующий. — А ты вор?
— Ну наконец-то, — проворчал гость, — вор, вор, не сомневайтесь.
— И что же ты воруешь?
— Не что, а кого. Голубей и кур. Если надо, могу и гуся. Могу и квартирки.
— Нет, не надо, — подумав, отказался заведующий. — Звать как?
— Санька.
— А фамилия?
— При… Привалов. |