Квартиру в Колокольниковом переулке Сиверов выследил, но на ожидание времени не было. Бутаков уже напуган, это Глеб чувствовал. Он видел, как нервничает бывший полковник ФСБ, однако, серьезных промахов и ошибок пока не было. Правда, после взрыва джипа люди, связанные с Бутаковым, тоже занервничали. Они наседали на Григория Германовича, требуя объяснений случившемуся.

– Не знаю, не знаю, – кривя тонкие губы, отнекивался Бутаков, – может, Кириллов кому-то сильно мешал.

В своих подозрениях Бутаков не признавался.

– Разберись с этим делом, Григорий Германович, обязательно разберись. Нам неприятности ни к чему, мы затеяли большую игру и прокалываться на мелочах нам нельзя. Так что, разберись.

– Да-да, разберусь, обязательно разберусь. Не волнуйтесь, Петр Сергеевич, все будет в порядке.

Бутаков старался делать вид, что ничего серьезного не произошло, и, надо сказать, ему это вполне удавалось. Человек он был выдержанный и свои слабости показывать не любил.

В офисе по его приказу провели чистку компьютеров и уничтожили все бумаги, которые могли скомпрометировать самого Бутакова и его людей.

Поздним вечером, попетляв по московским улицам, Груздов на черном «мерседесе» с тонированными стеклами привез Бутакова в Колокольников переулок. В машине кроме них находился еще один человек из охраны. Люди Бутакова проводили своего хозяина до квартиры, все осмотрели, а затем уехали. Григорий Германович опустил ролеты, проверил замки в двери и, вытащив из кармана пистолет, с которым он в последние дни не расставался, положил его на стол.

"Что все это значит? Мистика какая-то. Неужели охотятся на меня? Но кто, кто? – усевшись в кресло, размышлял Бутаков. Перед ним на столе лежали пистолет и трубка мобильного телефона. – Я должен во всем как можно скорее разобраться.

Все это мне не нравится, слишком мало времени осталось, слишком большая игра должна вскоре начаться. Неужели меня хотят вывести из игры? Кто же заказал убрать меня? Кто?"

И уже в сотый раз Григорий Германович перебирал в уме фамилии тех, кому могла быть выгодной его смерть. Список получался внушительным, а значит, вероятность правильного ответа на этот вопрос была ничтожно мала.

Во дворе, где Бутаков снимал квартиру, уже шестой месяц велась реставрация дома, который должен был перейти к управлению культуры. Днем подвозили стройматериалы, мешали бетон, заливали, укрепляя уже сильно обветшавшее дореволюционное здание. Ночью на стройке объявился человек с тяжелой спортивной сумкой на плече.

Минут через двадцать после того, как Бутаков приехал к себе домой, мужчина проник на стройку через пролом в заборе, сделанный рабочими, чтобы быстрее можно было добираться до коммерческих киосков на Сретенке, откуда они возвращались, как Правило, с бутылками дешевой водки. Мужчина двигался осторожно, абсолютно бесшумно, казалось, что он, как тень, скользит над ступеньками, над бетонными плитами, переступает через арматуру.

Хотя было темно, он двигался уверенно, словно стоял ясный день и светило солнце.

Мужчина остановился у пустого оконного проема на третьем этаже.

– Ну, вот, кажется, все, – негромко произнес он, глядя на пятиэтажный дом.

Подъезд был виден прекрасно, хорошо просматривались и окна квартиры Бутакова, закрытые коричневыми ролетами.

«Давай, Глеб, готовься к делу».

Сиверов опустил сумку, тихо открыл молнию замка и, продолжая следить за домом напротив, стал собирать снайперскую винтовку с оптическим прицелом.