Изменить размер шрифта - +
Вот я и поменял патроны на соль, потом на эту соль купил больше патронов, поменял их на коз и так далее. В итоге я добрался до Эфиопии и продал имеющийся у меня товар почти за две тысячи долларов Марии‑Терезы. Оттуда я уехал, больно уж жарко, вернулся сюда, где климат куда приятнее и больше племен, с которыми можно торговать, купил пару фотокамер, и дело пошло.

– И вы называете это приятным климатом? – усмехнулся Слоун.

Райc повернулся к нему:

– А вы бывали в Эфиопии?

– Пару раз.

– Тогда вы знаете, как там жарко.

– Не намного жарче, чем здесь, – возразил Слоун.

– Вы совершенно не правы, – отчеканил англичанин. – Тамошней жары не выдержит ни один человек. Слоун пожал плечами и уткнулся в стакан с пивом.

– Если вы не возражаете, мой добрый сэр, я позволю себе задать вам вопрос, – продолжил Райc.

Слоун поднял голову, пристально посмотрел на англичанина.

– Валяйте.

– Туземец, с которым вы прибыли. Не могу понять по родовым насечкам, из какого он племени.

– Он – кикуйю.

– Никогда с ними не встречался. Я слышал, что земли кикуйю закрыты для белых.

– Это так.

– Так где вы его взяли?

– Он нарушил закон, но сбежал до того, как его убили.

– А что он сделал? Слоун пожал плечами.

– Я не спрашивал.

– Кикуйю – хорошие следопыты?

– Этим я доволен.

– Но похуже, чем вандеборо, – самодовольно усмехнулся немец.

Ветер чуть изменился, на них пахнуло болотом.

– Я заметил, что у вас есть один. – Райc обмахивался шляпой, скорее чтобы отогнать неприятный запах, а не охладить кожу. – Они действительно так хороши?

– Мой вандеборо возьмет след биллиардного шара, прокатившегося по улице Берлина.

Райc хохотнул, допил пиво, поднял пустой стакан.

– Чья очередь?

– Моя. – Гюнтерманн бросил на стойку несколько монет. – Раз уж мы вспомнили о вандеборо. По приезде я заметил за домом женщину‑вандеборо.

– Она кизи, – поправил его Ван дер Камп. После паузы добавил:

– Она принадлежит мне.

– Вы – бур, не так ли? – спросил Гюнтерманн.

– Да.

– Я думал, буры ненавидят черных. Ван дер Камп покачал головой.

– Ненависти ко всем черным у нас нет. Мы ненавидим только зулусов. Не потому что они черные, а потому, что они наши кровные враги.

– А в сезон дождей в этих краях становится очень одиноко, не так ли? – понимающе подмигнул буру Гюнтерманн.

– Это так.

– Когда британцы установят здесь протекторат, – продолжал Гюнтерманн, – они заставят вас избавиться от нее.

– Мне уже приходилось иметь дело с англичанами, – мрачно ответил Ван дер Камп. – Они меня не пугают.

– Я бы предложил оставить политику, господа, – вмешался Райc. – Нет причин разжигать в буше национальную рознь.

– Согласен. – Гюнтерманн с улыбкой повернулся к Слоуну. – И не попросить ли нам нашего американского коллегу в интересах интернационального единства снять военную форму.

– Попросить вы можете, – откликнулся Слоун. Райc присмотрелся к форме.

– Вижу, вы были капитаном, сэр.

– Нет.

– Но ваши знаки отличия…

– Я купил форму после войны.

– Так вы не участвовали в боевых действиях? Слоун ответил после долгой паузы:

– Участвовал.

Быстрый переход