– А вот ты был. И по‑прежнему думаешь, что вы выбрали один образ жизни.

– Да.

– Но он живет в дорогом пентхаусе, который превратил в первобытную хижину, а ты – в обычной квартире, причем даже под страхом смерти не сможешь сказать, какого цвета стены в твоих комнатах. Он путешествует по галактике, ты – не выходишь из своего кабинета. Он ищет общения, ты его сторонишься. Он нанимает человека, который разыщет ему бивни, чтобы самому не терять на это время, ты не можешь думать ни о чем другом, кроме этих бивней. И, однако, ты убежден, что ваши жизни идентичны. Повторяю: язычок у него что надо, раз ему удалось убедить тебя в этом.

– В главном наши жизни одинаковы, – упорствовал я.

– Они отличаются как день и ночь.

– Незначительное отличие лишь в том, что он несчастлив в своей жизни, а я ею наслаждаюсь.

Она хотела что‑то сказать, передумала, заказала пирожное, какое‑то время разглядывала свои ногти, потом посмотрела на меня.

– Хорошо, Дункан. Ты провел с ним несколько часов, он, не знаю уж каким образом, сумел тебе понравиться, ты увидел, где и как он живет. Можешь ты теперь сказать, почему он готов заплатить миллионы кредиток, даже убить ради того, чтобы заполучить бивни?

– Я представляю себе, в чем причина, но точного ответа у меня пока нет, – уклончиво ответил я.

– Нельзя ли попроще? – спросила она, когда тарелочка с пирожным опустилась на стол.

– Желание заполучить бивни напрямую связано с тем, что он – масаи. Более того, бивни нужны ему позарез именно потому, что он – последний из масаи.

– А что он собирается с ними делать?

– По его фразам я понял следующее: что‑то надо сделать с бивнями или с помощью бивней, и сделать это что‑то должен масаи. То есть Мандака, поскольку других масаи не осталось.

– Это какая‑то белиберда. Что‑то надо сделать, должно сделать, нельзя не сделать. – Она уставилась на меня.

– Тут ты права, – с неохотой признал я. – Просто я еще не нашел ответ. Но я знаю, что он есть!

– Что должно сделать… и почему?

Я пожал плечами:

– Пока не знаю.

– А ты его спрашивал?

– И не раз, – раздраженно ответил я:

– И что?

– Ответа я не получил. Слышал от него лишь одно:

«Вы подумаете, что я сумасшедший, если я вам скажу». Ехидная улыбка заиграла на ее губах.

– Как раз ты так не подумаешь, Дункан. Я могу подумать, что он сумасшедший, кто‑то еще, но только не ты. Для тебя он по‑прежнему будет одной из головоломок, которые ты так любишь решать.

Я промолчал, играя с пустой чашкой из‑под кофе.

– Так что, Дункан, – она тяжело вздохнула, – ты считаешь его сумасшедшим?

– Нет.

– Но у тебя сформировалась хоть какая‑то версия? Чем обусловлено его стремление заполучить бивни?

– Одно я знаю наверняка: он ищет бивни потому, что он – масаи.

Она всмотрелась в меня.

– Тогда почему меня не покидает ощущение, что ты знаешь больше того, что говоришь?

– Я подозреваю больше того, что говорю. Но изложил тебе все, что знаю.

– Так почему этот слон интересует именно масаи, а не кикуйю или зулусов?

– Зулусы жили далеко на юге.

– Я привела неудачный пример, – раздраженно бросила она. – В племенах я разбираюсь гораздо хуже тебя. Уточняю вопрос: почему этим слоном интересуются масаи, а не другие племена?

– Не знаю.

– Слона убили масаи?

– Вероятно, нет.