|
.. Да, пока он отсиживался в деревне, Густав Левенвольде снова сблизился с императрицей. Теперь он нагло смеялся над Биреном, говоря ему: "Мы же тебя звали! Надо было ехать..." Лейба Либман тем временем долги курляндские собирал. - А когда вы, господин Бирен, мне отдадите? - спрашивал. - Отстань! Отдам позже... - хмурился Бирен. - Но, сидя взаперти, с чего разбогатеете?.. И вдруг случилось чудо: приполз сиятельный князь Алексей Черкасский да Бирена за руку сразу - хап, да губами ее - чмок, чмок, чмок... Смотрел снизу, словно собака, ласки отыскивая: - Высокородный господин Бирен! Зачем света московского прячетесь? Не угодно ли ко мне в четверток на блины пожаловать? Бирена даже в пот кинуло: ему? На блины? К такому вельможе? Да в Митаве-то фон дер Ховен далее крыльца своего не пускал... И Бирен тоже нагнулся, чтобы руку Черкасского поцеловать, но Черепаха застыдился, руку свою спрятал: - Что вы, сударь.., недостоин! Почту за честь... А вот беседовать им было не о чем. - Охоту держите? - спросил Бирен, любезничая. - Слышал я, что псарни у вас богатые. - Только прикажите, - засуетился Черкасский, - и завтра же в вашу честь охоту устроим! - Благодарю, князь. Однако после дороги... - Издержались? - подхватил Черкасский. - Так не угодно ли позаимствовать? Или в презент принять? Буду рад... Бирен посмотрел на него, как кот глядит на необъятную крынку со сметаной: справлюсь ли в одиночку? - Я, князь, - ответил, подбородок гордо вздернув, - делами денежными не ведаю. Да... На то у меня есть личный фактор Лейба Либман, которого и прошу вас принять завтра... После князя Черкасского явился канцлер Головкин. Гаврила Иванович спины не ломал, руки Бирена не искал, но предупредил: - Известно стало, что был у вас князь Черкасский, спешу предостеречь: наговорщик он и хулы разной распространитель. Да и скаредностью известен. Ежели вы в деньгах охоту иметь будете, прошу вас только ко мне обращаться... - Хорошо, - сказал Бирен. - А нет ли у вас арапчат побойчее, чтобы не воровали? А для жены моей - калмычку бы почище... Головкин обещал все исполнить. Потом притащился фельдмаршал заика Трубецкой, и Бирен вдруг почувствовал, что обрел силу: - Я устал. Пусть фельдмаршал немного обождет... К мужу вошла горбатая Бенигна, шепнула на ухо: - Эрнст, соберись с духом. Перемени парик и натяни перчатки. Тебя желает видеть его величество - самоедский король! - Какой? - Самоедский... Раздался треск в дверях, и вошло чудовище... О, ужас! На длинных ногах, обтянутых узкими рейтузами, покоился круглый, как арбуз, живот. А почти над самым животом росла голова. Голова умника: лоб громадный, в шишках, глаза блестят, бородка острая, седая - словно у герцога Ришелье... Это странное чудовище расшаркалось перед дамой, предъявив владетельные грамоты: - Мое королевство на острове Соммерс, а титул короля заверен императором Петром Великим, кроме того, я - магистр богословия. Бирен опешил, но с грамот свисали подлинные печати. - Проследуем же к императрице, - склонился он учтиво... Анна Иоанновна, увидев "короля", закричала: - Лакоста! Ах ты старая песошница! Как рада я, что ты явился. А то мне скушно без шутов... Ну-ка распотешь меня! Бирен растряс в руке душистый платок, зажал им нос: - Вонючий паук! Как ты смеешь портить воздух в присутствии ея величества? А я, осел, поверил твоим грамос там. |
