Перед свечой, с пером в руке, Остерман натужно вспоминал все, что
знал. Он вспоминал Россию, какую видел изредка, - она вся желтая, желтый
снег, желтые бабы несут кувшины с желтым молоком. Что написать? Конечно,
он напишет. Лучше всех! Ему ли не справиться? Кто велик и славен? Он,
Андрей Иваныч, а точнее: Герман Иоганн Фридрих Остерман, студиоз иенский,
теософию изучавший... "О молодость! - невольно завздыхалось в тишине. -
Где ты, моя молодость?"
- Страх божий, - произнес Остерман во мрак перед собой. - Этот страх
и ея величество одобрит. А что еще может спасти Россию от вымирания? Вот и
любовь к правосудию в народе русском.., верно! И милосердие судей наших...
Государыня сие одобрит!
Эти мысли он вставил в проект - как самые главные. Опять же порядок в
движении казенной бумаги. Каждую бумажку надобно нумеровать. А чтобы
уголки не загибались, ее надо бережно в папочку особую вкладывать. Клей
употреблять вишневый - от него пятен не остается. Бюрократиус - мать
порядка! От сохранности бумаги казенной благосостояние России сразу
возрастет и народы русские станут благоденствовать... И все это он
аккуратно изложил, - великий Остерман в своем великом проекте!
Желтое пламя свечи плясало перед ним, чадя желтым угаром.
"А еще-то что? - мучился Остерман. - Может, о подношениях?
Справедливо. Подношения начальству от низших чинов надобно принимать. От
этого возникают добрые отношения в канцеляриях... Пожалуй, и этот пункт
государыня одобрит!"
И он записал - о подношениях (сиречь о взятках): благосостояние
России находилось уже на верном пути. Еще немного, казалось, еще одно
напряжение ума, скрытого под пышным париком, и... "Этого мало, - думал
Остерман. - Государыне нужна прибыль!"
"Вот! - осенило вдруг его. - Тульские ружья надобно продавать за
рубежи. От сего великая прибыль в доходах казенных предвидится. Политика
экономии государственной сразу возрастет..."
Утром он передал проект Эйхлеру с наказом перебелить его.
- А что делает Волынский? - спросил, между прочим.
- Волынский пишет проект о благосостоянии России.
- Куда ему! - засмеялся Остерман, покривясь. - Лошадник, вор и
бабник.., горлопан! Где ему, дураку, написать?
***
Волынский сочинял свой проект на.., кухне! Кубанец втащил на кухню
два мешка. В каждом мешке - точно - было отмеряно по пуду зерна. Сообща
они нагнали из одного пуда вина злого, хлебного. Из другого пуда намололи
муки на ручном жернове. Кафтаны скинув, работали яростно. И потом из муки
этой, фартуки повязав, испекли они хлебные караваи. Сложили все это добро
на столе: светилась в бутыли водка хмельная, горой высились золотистые
вкусные хлеба.
И, стол оглядев, почесался Волынский.
- Опыт сей, - рассудил он, - весьма и весьма показателен для нищеты
нашей. Ну, Базиль, а теперь мне писать надо...
Хорошо писал. Могуче. Легко. У него был опыт жизни, опыт горький и
сладкий - когда как Посол в странах восточных, губернатор земель
Астраханских и Казанских, Волынский немало повидал на своем веку. И от
тяжелого и стыдного глаз не отворачивал. Смолоду нищим был, теперь помещик
богатый, ведал Артемий Петрович - чем и мужик живет. Полба да полова,
квасы да капустки - не раз им едались. Писал Волынский проект свой
наскоро. Летели вкось брызги чернильные. Листы отметал он в сторону,
стремглав исписанные...
- Горячей, - приговаривал, - горячей писать надо, чтобы жалилось и
жглось! Дабы проняло сирых разумом... Мне ли не знать нужд отечества,
сердцу моему любезного?
Вот и день настал, для Волынского день великий, - оглашение
сочиненных проектов. |