|
.." А на самой вершине Благодати рабочие вскоре нашли снегом занесенный труп человека с веревкой на шее... Татищев так и отпрянул от мертвеца: перед ним лежал вогулново-крещен Степан Чюмин, и рубль в одеждах его оказался не истрачен. Убили его сами вогулы: заводская каторга гнала народы местные дальше, в леса непроходимые, на рубежи тундряные, к самому Березову... Это была месть! В далеком Петербурге граф Бирен сказал генерал-берг-директору фон Шембергу, из Саксонии прибывшему: - Много ли мне нужно? Мне хватит и одной Благодати... Глава 12 Шатались люди, и - шли, шли, шли... Шли они против солнца и посолонь. Дул им сиверко в спину, и встречь ветру они шли тоже. Бежала Русь.., расширялась Русь! Из горбыля березового соху новую мастерили наспех. И вонзала ее в землю пустошную, в землю ничейную. Широк простор! И - никого, только мы, хлебопашцы вольные, из России (в Россию же!) бежавшие от тягот разных... Два года подряд навещал страну неурожай. Замученную поборами Русь выедал изнутри голод. В городах не стало житья от нищего люда. На дорогах не проехать от разбоя великого... Чтобы спасти народ от вымирания, Анисим Маслов настоял на открытии хлебных магазинов для бедняков. Вот и на Москве такой магазин открыли. Естественно, бедные и голодные так и кинулись туда с торбами... Послушал потом Волынский, как обер-прокурор в Сенате воюет, как трясет он там вельмож разных, как помещикам инквизицией угрожает, и даже притих. Долго думал, и Маслова однажды тишком ущипнул за локоть. - Анисим Ляксандрыч, - шепотком сказал (а у самого в глазах бесенята прыгали), - мы с тобою в дружках никогда не бывали. Всяк из нас в свою масть идет, до своей конюшни бежит резво. А скажу тебе, однако, по совести: стерегись за слова свои лиходейства вельможного... Уж больно ты горяч! Смотри, как бы тебя на зуб не положили да не щелкнули... - Нет! - отвечал ему Маслов с гневом. - Это не я стеречься должен, пущай меня стерегутся. И тебе, Петрович, меня тоже бояться! Волынский даже не обиделся, ибо каждый день жизни своей проводил ныне в праздниках. За участие в штурме Гданска Волынского отличили при дворе - дали ему чин генерал-лейтенанта. А под новый год Анна Иоанновна отвела Артемию Петровичу место в Петербурге под домостроение. Место было прекрасное, по соседству с графом Биреном, рядом бегут Конюшенные проулки к манежам, соседне Мойка течет, - так что по весне можно гондолою плыть куда пожелаешь... "От этого дома и переулок получил название Волынского переулка, сохраняя название до наших дней (более 200 лет). Дом А. П. Волынского находился невдалеке от нынешнего здания ДЛТ.". Не успел с этой радостью свыкнуться, как его новая радость нагнала. - Быть тебе, - велела Анна Иоанновна, - в моих генерал-адъютантах и службу нести при дворе моем исправно... Волынский от покоя душевного даже телом полнеть стал. Лошади возили его цугом, сами каурые, а вальтрапы на спинах их золотые с гербами... Хорошо ему! Но временами и худо было - от тоски. Доколе кобыл случать? Доколе спиной гнуться? Пора бы уже заявиться во всей красе разума своего. Да не в Сенат (пускай там старики покашливают), а - прямо в Кабинет императрицы, где один Остерман за всю Россию дела вершит. В эти дни сошелся Волынский с Иогашкой Эйхлером и Жаном де ла Суда - оба они при Остермане своими людьми считались. |
