|
Звенел в ушах Феофана ветер: "Дин-дон, дин-дон.., царь Иван Василич! Монастыри да опричнина.., плети да хоругви". - А просвещенному деспотизму все равно быть! И перст Феофан поднял. Мчали кони - сытые кони, синодские. Возки офицерские да сани мужицкие, сеном обложенные, застревали на выезде: далее солдаты никого не пропускали из Москвы. Сумарокову ямщик попался толковый: как вожжи взял - так и трусить не стал. "Солдат омманем!" - посулил. До Черных Грязей ехали чуть не с песнями. На дорогах - ни души. Вот и рогатки уже показались. Солдаты валенками топают, рукавицами хлопают, кашу у костров лопают. Увидели возок с Сумароковым и закричали: - Стой! Кто едет? - Камер-юнкер принца Голштинского, - отвечал Сумароков. - Какой? - спросил офицер от костра. - Голштейн-Готторпский. - Ты нам зубы не заговаривай. Лучше подорожную кажи! - У меня только пас, - сознался Сумароков. - До именьишка добираюсь, - соврал он, боясь, как бы не стали молотить его. - Нашел время по именьям разъезжать! Заворачивай оглобли! Делать нечего: завернули обратно на Москву, обошли заставы окольно и ехали до станции Пешки; отсюда застав уже не было - езжай себе куда хочешь. Сумароков щедро отсыпал ямщику из кисета графского. Далее он нанимал "копеечных" (вольных) извозчиков, платил им хорошо - и кони летели. Новгород уже наплывал гулом звонниц своих... Остановился Сумароков щец похлебать в придорожном трактире. Стряпуха как раз стол убирала. Объедки жирные были на столе, щедрые (она их себе в подол складывала). - Кто проезжал-то до меня, бабушка? - спросил Сумароков. - Господа каки-то, сынок... Сами важные, в шубах. А карета у них - больша-больша! С трубою, как изба. Дым-то так и прядает. Дров не жалеют. Платили знатно... Енералы! Им-то что? Сумароков понял, что нагнал депутатов. Хорошо бы теперь их обогнать. Да чтобы с ними не встретиться. Ни-ни. А то ведь князь Михаила Голицын таков - чуть что не так, сразу за палку. И думал камер-юнкер голштинский об Аннушке Ягужинской: "Быть счастью моему с тобой или не быть... Где ты, Аннушка?" За Новгородом ему повезло. Сумарокова нагнал знакомый поляк, курьер саксонского посла Лефорта - дружок по кружалам. - Когда ты выехал из Москвы? - спросил он Петьку. - Двадцатого, - отвечал Сумароков. - А я на день раньше... Как же ты меня обогнал на клячах? - Плохо, панич, - прилгал Сумароков. - Вишь, санки-то у меня каковы? Обстучали меня по дороге люди воровские. И пас сгинул! - Помочь можно, - отвечал курьер. - У меня два паса с собой. Один канцлером Головкиным подписан - из коллегии. Вроде бы на купца рижского. А другой на меня - от посла Лефорта. - Мне тебя послал сам бог! - обрадовался Сумароков... С пасом на имя рижского купца он тронулся дальше, пересев на лошадь верхом... Митава была недалеко, и с каждой верстой приближалась к нему любезная Аннушка Ягужинская... Так он и скакал - лесами. *** Скакали, скакали - курьеры, курьеры. Везли они депеши от послов - королям, курфюрстам, герцогам... Пусть знают в Европе, что случилось в России: там покусились на самодержавие! Саксонске польский резидент Лефорт депешировал: "Новый образ правления, составляемый вельможами, дает повод к волнению в мелком дворянстве, среди которого слышны разговоры: "Ограничить деспотизм и самодержавие?.. Но кто же поручится нам, что со временем, вместо одного государя, не явится столько тиранов, сколько членов в совете Верховном?. |
