Но театр не был пуст. Внезапно откуда то донесся какой то звук. Николас вздрогнул от неожиданности и испуганно посмотрел по сторонам. В зале никто не сидел. Он оглянулся назад, но и за кулисами никого не было. Тогда он нагнулся и посмотрел в проход между сиденьями, ожидая увидеть кота Райли, с аппетитом уплетающего какую нибудь гадость. Никого. Звук повторился. Как будто кто то со скрипом водил пальцем по оконному стеклу. Что это за звук? И откуда он раздается? Николас терялся в догадках, ведь ни на сцене, ни за кулисами, ни в зрительном зале никого не было. А потом он поднял голову.

Его взгляду предстало весьма неожиданное зрелище, и понадобилось несколько секунд, пока он понял, на что́ смотрит. В осветительной ложе кто то был. Девушка. Николас с трудом проглотил комок в горле. Девушка была обнаженная. Обнаженная по крайней мере до талии, потому что ниже он ее не видел. У девушки были вьющиеся светлые волосы и узкие плечи, а спиной она прижималась к стеклу. Когда она выгибала спину, как сейчас, ее кожа отпечатывалась на стекле неясными кругами, похожими на жемчужные цветы. Ее руки были раскинуты, а пальцы сжимались и разжимались, задевая по стеклу и производя этот странный звук. Он знал, кто эта девушка. Еще до того, как она повернулась боком, открыв взгляду маленькую заостренную грудь и половину млеющего от удовольствия лица. Ее глаза, к счастью, были закрыты. Николас словно прирос к полу и все смотрел и смотрел, не в силах оторвать взгляд, а Китти улыбалась загадочной и сладострастной улыбкой.

Тот, кто находился вместе с ней в ложе, стоял перед ней или на коленях, или на корточках. Яркие картины того, что вытворяет этот везунчик, обрушились на Николаса, и его захлестнула такая мощная волна возбуждения, что в горле у него пересохло. Когда эта волна несколько отхлынула, он несколько раз глубоко вдохнул и осознал всю неловкость своего положения. Звук возобновился, Китти медленно сползла по стеклу, и ее плечи оставили за собой два влажных следа. Она снова отвернула лицо и исчезла из виду с хриплым сдавленным хихиканьем, совершенно не похожим на ее обычный звонкий смех.

Николас с облегчением выдохнул – по возможности бесшумно, хотя рассудок говорил ему, что этот звук едва ли кто нибудь услышит (он удивлялся, как они не услышали биение его сердца), потом на цыпочках удалился за кулисы и поспешил в туалет. Там он пробыл гораздо дольше необходимого, размышляя, как лучше поступить, и молясь, чтобы дружку Китти не захотелось сходить по нужде. Николас решил наконец выскользнуть на улицу и с громким шумом зайти обратно, когда услышал, как ниже этажом хлопнули дверью. Он подождал еще пять минут, а потом спустился в коридор.

Проходя мимо женской гримерной, он услышал постукивание, как будто кто то перекатывал бутылку или банку. Николас открыл дверь. Китти, одетая в застегнутую на все пуговицы скромную абрикосовую блузку и целомудренную длинную юбку, встревоженно пискнула и сказала:

– Ты меня напугал.

– Извини… Привет.

– И тебе привет. – Китти насупилась. – В чем дело?

– А?

– У тебя болит горло?

– Вроде нет.

– Ты сипишь.

– Ничего я не сиплю. – Николас два или три раза откашлялся. Потом сглотнул. Но при виде Китти у него в горле снова пересохло. – Теперь лучше.

– По моему, не лучше. У тебя какой то нервный вид, Нико… Ты сегодня какой то странный. – Она посмотрела на себя в зеркало. – Что случилось?

– Ничего. – Он попытался усмехнуться, но вдруг закашлялся. – Ты пришла сюда первой? Ты с Эсслином?

Он машинально связал эти два имени и, поняв, что Китти ни в чем его не подозревает, поздравил себя с собственным хитроумием.