Судья отвернулся и застыл, глядя в окно. Снаружи сквозь бумагу, затягивающую окно, пробивались отблески снега. Потом он выдавил из себя:

— Благодарю вас, госпожа Го. Я очень признателен вам и вашему мужу за помощь во время моей службы здесь.

Он стоял неподвижно, ожидая, что услышит звук закрывающейся двери. Но вдруг он ощутил аромат высушенных трав и услышал за спиной мягкий голос:

— Я знаю, что мужчине трудно понять мысли женщины.

Когда судья быстро повернулся к ней, она поспешно продолжила:

— У женщин есть свои тайны, о которых мужчина не может даже и помыслить. Неудивительно, что ваша честь не смогла разгадать тайну госпожи Лу.

Судья Ди подошел к ней.

— Вы хотите сказать, — медленно произнес он, — что нашли новую улику?

— Нет, — со вздохом ответила госпожа Го, — не новую улику. Старую… но единственную, которая только и поможет раскрыть тайну убийства Лу Мина.

Судья пристально посмотрел на нее и хрипло приказал:

— Говори, женщина!

Госпожа Го плотнее запахнула халат; казалось, она дрожит. Затем она начала каким-то очень усталым голосом:

— Когда мы занимаемся повседневными домашними делами, латаем одежду, которую нет уже смысла чинить, подшиваем войлочные подметки к старой обуви, наши мысли блуждают. Напрягая глаза при свете мерцающей свечи, мы работаем и работаем, и иногда нам приходит в голову мысль: неужели, кроме этого, ничего нет? Войлочная подметка твердая, а руки у нас болят. Мы берем длинный тонкий гвоздь, деревянный молоток и пробиваем дыры в подметке, одну за другой…

Напряженно глядя на ее изящную фигурку со склоненной головой, судья пытался подыскать какие-нибудь слова ободрения. Но она вдруг продолжила все тем же утомленным, бесстрастным голосом:

— Мы втыкаем иглу и вытаскиваем ее, втыкаем и вытаскиваем. А печальные мысли кружат и кружат — странные серые птицы, взмахивающие крыльями над покинутым гнездом.

Госпожа Го подняла голову и посмотрела на судью. Его поразил блеск ее широко раскрытых глаз. Очень медленно она продолжила:

— Потом, однажды вечером, появляется мысль. Она прекращает шитье, берет длинный гвоздь и смотрит на него… как будто впервые в жизни. Верный гвоздь, который спасает ее израненные пальцы, верный друг в долгие часы печальных раздумий.

— Вы хотите сказать… — воскликнул судья.

— Да, — ответила госпожа Го все тем же бесстрастным голосом. — У этих гвоздей очень маленькая головка. Если молотком вбить их до конца, эту крошечную шляпку ни за что не найдешь среди волос на макушке. Никто и не узнает, как она убила его… и освободилась.

Судья пристально посмотрел на нее горящим взглядом.

— Женщина, — воскликнул он, — ты спасла меня! Этим все и объясняется! Теперь мне понятно, почему она так боялась вскрытия и почему оно не принесло результатов! — Теплая улыбка осветила его осунувшееся лицо, и он уже мягко добавил: — Как вы правы! Только женщина могла знать такое!

Госпожа Го молча смотрела на него. Судья поспешно спросил:

— Но почему вы грустны? Повторяю, вы, должно быть, правы. Это единственное верное решение!

Госпожа Го натянула на голову капюшон. Посмотрев на судью с мягкой улыбкой, она сказала:

— Да, вы сами убедитесь, что другого — нет.

Госпожа Го удалилась.

Глядя на закрывшуюся дверь, судья вдруг побледнел. Он долго стоял неподвижно, потом вызвал писца и велел немедленно пригласить своих помощников.

Ма Жун, Цзяо Тай и Дао Гань уныло вошли в комнату, но на их лицах появились недоверчивые улыбки, когда они увидели выражение лица судьи.