Изменить размер шрифта - +
Но ты должна мне ответить безотлагательно,
    моя жестокая, глупенькая, обожаемая девочка!
                                       Твой Жюль."

     - Тут есть одно  обстоятельство,  -  сказал  я,  аккуратно
укладывая листок в карман для дальнейшего изучения, - о котором
девочке   следует   знать.   Это   написано   не  романтическим
корсиканцем на грани crime passionel,  а  русским  шантажистом,
знающим   по-английски   ровно   столько,  чтобы  управиться  с
переводом самых затасканных  русских  оборотов.  Меня  поражает
другое,  - как это ты, имея три-четыре русских слова в запасе -
"как поживаете" да "до свиданья", - как это ты, сочинительница,
ухитрилась  выдумать  такие  словесные  тонкости  и   подделать
промахи в английском, на которые горазд только русский? Я знаю,
что  способность  к  перевоплощению  -  ваша  семейная черта, и
все-же...
     Ирис ответила (с той ее замысловатой non sequitur, которую
мне пришлось спустя сорок лет отдать  героине  "Ardis'a"),  что
да,  конечно,  я  прав,  на  нее,  должно  быть,  подействовало
чрезмерное обилие путанных  русских  уроков,  она,  разумеется,
выправит  впечатление,  попросту дав все письмо на французском,
из  которого,  как  ее,  кстати  сказать,  уверяли,  русские  и
переняли целую кучу клише.
     - Но  дело  не  в  этом,  -  прибавила она. - Ты не понял,
главное в том, что должно случиться дальше, - я  имею  в  виду,
логически?  Как поступить моей бедной девушке с этим неотвязным
животным? Ей не по  себе,  она  запуталась,  ей  страшно.  Куда
заведет эта история - в трагедию, в фарс?
     - В  мусорную  корзину, - шепнул я, прерывая работу, чтобы
привлечь  ее  изящные  формы  к  себе  на  колени,  -  что   я,
благодарение  Богу,  часто  проделывал  в ту роковую весну 193О
года.
     - Верни  мне  листок,  -  нежно  попросила  она,   пытаясь
просунуть ладошку в карман моего халата, но я покачал головой и
лишь крепче обнял ее.
     Моя  подспудная  ревность  разгорелась бы, взревев, словно
топка, если бы я  заподозрил,  что  жена  переписала  подлинное
письмо,  полученное,  допустим,  от  одного  из жалких, немытых
эмигрантских поэтиков  с  прилизанными  волосами,  которых  она
встречала в салонах изгнанников. Но пересмотрев письмо,я решил,
что  она  вполне  могла сама составить его, подпустив несколько
промахов, заимствованных из  французского  (supplication,  sans
tarder),   тогда  как  иные,  верно,  явились  подсознательными
отголосками воляпюка, приставшего  к  ней  во  время  уроков  у
русских  преподавателей или подхваченного в двух- и трехязычных
упражнениях из велеречивых  грамматик.
Быстрый переход