Наконец то самозванец смог упиться своим триумфом. В его лагерь под Тулой каждый день прибывали самые знатные люди государства с выражением преданности и приносили дорогие подарки. Из царской казны привезли много денег, богатую одежду, роскошную карету, превосходных лошадей, а также все, что было необходимо для его торжественного взъезда в столицу. Но он не мог чувствовать себя спокойно, пока были живы царь Федор Борисович и царица Мария Григорьевна. Поэтому в Москву были отправлены те, кто желал особо выслужиться перед новым государем. В. В. Голицыну, В. М. Мосальскому и А. Шерефединову был дан тайный приказ – умертвить пленников. 7 июня Федор и его мать были убиты. Красавицу Ксению оставили на утеху лжецарю, поскольку она никакой опасности для него не могла представлять – на Руси не было практики избрания на престол женщин.

Теперь можно было идти к заветной цели без всяких помех. Вся страна была готова служить новому государю. Подданные толпой хлынули к Туле, чтобы увидеть «своего героя» и попросить у него милости. Он никому не отказывал и даже вступал в беседы, рассказывая о своих злоключениях по вине Годуновых. От этого многие воспылали к нему еще большей симпатией. Правда, находились и такие, которые в глубине души сомневались в истинности «Дмитрия», а некоторые хорошо знали, что он обманщик. Особенно опасен был патриарх Иов, некогда пригревший около себя Гришку. Поэтому он был заранее схвачен и с позором отправлен в Старицу. Там иерарх вскоре ослеп, возможно, не без помощи сторонников самозванца, чтобы никогда не иметь возможности разоблачить обманщика.

Разослали по тюрьмам и родственников Бориса. Некоторые вскоре погибли от голода, другие оказались на поселении в Сибири. Гроб с телом бывшего царя с позором выкинули из Архангельского собора и закопали в убогом Варсонофиевском монастыре. Там же захоронили Федора с Марией Григорьевной. Официально объявили, что они отравились ядом и как самоубийцы не заслуживают почетных похорон.

После этого Лжедмитрий двинулся к Москве, 19 июня достиг пригорода. На следующий день был назначен торжественный въезд. Для него самозванец облачился в царские одежды, надел на голову золотую корону, в руку взял скипетр. Не менее богато был украшен и его аргамак. Вокруг него образовалась свита из поляков и казаков. Боярам было позволено ехать сзади. В столице все улицы, по которым должен был проехать «царь», запрудил народ. Все были в лучших одеждах и плакали от радости. Некоторые наиболее смелые горожане влезали на крыши, стены и ворота, чтобы все лучше видеть. На въезде к храму Василия Блаженного, носившего в то время название Иерусалим (около него устраивали шествие патриарха на «ослята», имитирующее въезд Иисуса Христа в Иерусалим), Лжедмитрий остановился, быстро снял царский венец, слегка кивнул и тут же надел убор. Этого требовал обычай, но показывать рыжую шевелюру было опасно. Потом он окинул взором стены Кремля, Красную площадь и притворно заплакал, истово благодаря Бога за то, что продлил его жизнь и позволил вновь увидеть Москву и своих подданных. Все присутствующие от умиления тоже начали горько рыдать. Вскоре из ворот Кремля вышли представители духовенства с иконой Владимирской Богоматери, крестами и хоругвями. Лжедмитрию пришлось слезть с коня и поцеловать святыню. Однако сделал он это настолько неумело, что некоторые духовные лица тут же усомнились в том, что он истинный царский сын, а некоторые даже узнали в нем дьякона Григория Отрепьева. Поняв, что может быть разоблачен, на следующий день самозванец приказал бросить в темницы старых знакомцев и там их умертвить.

Тем временем церемония въезда «Дмитрия» в Кремль продолжилась.