— Тем более надо выяснить, откуда они звонили, Джон. Люди, которые так ругаются, наверняка не в себе. И нам надо знать, где живут наши враги.

— Обязательно выясню, доктор Толбот.

— Благодарю вас, Джон. Вы потрудились на славу, и я хочу, чтобы вы знали, что я очень вами доволен.

— Спасибо, доктор Толбот. — По голосу чувствовалось, что Коннорс рад похвале. — До свидания.

— До свидания, Джон, — Пастырь положил трубку, посмотрел на цифры, переписанные им с дисплея в блокнот.

Интересно, подумал он, сколько из анонимных абонентов прихожан церкви и удастся ли установить их точное число. Отрицательная реакция сорока трех процентов абонентов толковалась однозначно: участие в передаче Джо Вашингтона не пошло на пользу церкви.

Следующим был звонок Маркусу Линкольну.

— Вы вызвали огонь на себя, Пастырь. Не прошло и десяти минут с начала передачи, как старик уже обрывал мой телефон, требуя, чтобы я отключил вас от эфира.

— Однако.

— Это еще не все. Слышали бы вы его после того, как я сказал, что такое невозможно. Что нас транслируют больше ста телестанций и они обдерут нас в суде как липку, если мы оставим их зрителей с пустым экраном. Более того, они с радостью разорвут заключенные с нами контракты, поскольку мы еще три года будем платить им по ценам семьдесят девятого года, а эфирное время сейчас стоит в три раза дороже.

Пастырь рассмеялся.

— Он, наверное, полез на стену.

— Именно так, — подтвердил Маркус. — А спустившись, набросился на меня. Почему, мол, я не контролирую вас. Как получилось, что я ничего не знал, а если знал, почему не доложил ему. Я объяснил, что мы утвердили сценарий совсем другой передачи, который вы изменили уже после того, как она вышла в эфир, что я связывался с режиссером в аппаратной и он сказал, что вы велели ему действовать по обстановке.

— Это точно, — подтвердил Пастырь. — Извините, что подставил вас, Маркус, но, расскажи я кому-нибудь о том, что задумал, едва ли мне удалось бы реализовать свои планы. От них остались бы рожки да ножки. — Он помолчал. — Так или иначе, сделанного не вернешь, и поставим на этом точку.

— А вот старик придерживается другого мнения. Он собирается надрать задницу этому ниггеру, так он сказал, а потом заняться вами. Вы, мол, слишком много себе позволяете, забыли, кто вывел вас в люди, а потому ему не остается ничего другого, как скоренько поставить вас на место. Он не намерен терпеть, когда христианские принципы, в которые он верит, попирают обкурившиеся «травкой» прелюбодеи, которых оставляют жены и дети.

— Это все, что он сказал?

— Нет. Предупредил, что еще один такой инцидент — и я могу считать себя уволенным. Я ответил, что готов подать заявление об отставке прямо сейчас-, но он дал задний ход.

— Благодарю, Маркус. Вы держались молодцом.

— Знаете, я уже сыт по горло тем дерьмом, что прет из него. Найти другую работу — невелик труд.

— Все равно, требуется немалое мужество, чтобы вот так говорить со стариком.

— Дело не только в мужестве. Я, в конце концов, не дурак и могу прочесть то, что написано на стене аршинными буквами. По какой причине он ввел в совет директоров Сэнфорда Кэррола? Чтобы выполнять одну работу, не нужно двух человек, и я думаю, он убедил себя, что я в вашей команде.

— Возможно, вы и сами этого не знаете, но вы не в моей команде, Маркус. Мы оба в команде Бога.

— С этим я согласен.

— Вот и хорошо. А теперь я хочу, чтобы вы быстро добыли мне кое-какую информацию.