Да, размечтался… Джон Браннер и Вирджиния Кидд были в восторге,

Джеймс Блиш, благослови его Господь, похвалил его, а авторам помоложе

он понравился. Но многие ветераны его охаяли, принялись искать в нем

огрехи и разносить в пух и прах. К счастью, я позабыл, чьи голоса

звучали громче всех. И кто оказался самым жестоким. Но это уже не

имело значения. Рассказ появился в мартовском номере «If» за 1967 год

вместе с произведениями других лауреатов «Хьюго» - Азимова, Желязны,

Найвена, Бадриса и Спрэга де Кампа.

    А я получил за него свою вторую премию «Хьюго».

    Пророчество - рассказ, написанный для лауреатского номера, сам

получил награду - сбылось. Словно все было заранее спланировано и

синхронизировано: конференции в Милфорде, Фред Пол, «Покайся,

Арлекин!», «Хьюго» и «Небьюла», «Galaxy» и «If»… каждое звено цепочки

подвело к тому, что «У меня нет рта…» был опубликован в журнале в

марте, вышел в качестве заглавного рассказа в моем сборнике в апреле и

получил серебряную ракету в сентябре на 26-м «Уорлдконе».

    И хотя я бранил Фреда за то, что он опубликовал его, выбросив

«компьютерные вставки», хотя я грозился его убить, потому что он

вычистил из текста так называемые трудные места (которые, как Фред

полагал, могут оскорбить матерей юных читателей его журнала), я тем не

менее вынужден отдать Дьяволу должное.

    Фред Пол, несмотря на то количество крови, которое он мне попортил

за многие годы - мы скромно умолчим, сколько крови за эти же годы ему

попортил я, - был одним из весьма немногочисленных редакторов, кто не

стал лезть мне в голову и позволил писать то, что я хотел писать еще в

те дни, когда слова «новая волна» только-только начали слетать с губ.

Да, он до сих пор рассказывает, будто я просил его опубликовать «У

меня нет рта…» в четырехцветном варианте (это ошибка его памяти,

которую он отказывается исправить, и основана она на том, что я

прислал ему рукопись, у которой к страницам были приклеены цветные

вырезки), но, несмотря на все сварливые, хотя и дружественные слухи,

которые он обо мне пустил, он и сейчас остается одним из

справедливейших судей писательского таланта, которых только порождал

наш литературный жанр.

Солдат

Куарло еще глубже вжался в укрепокоп, плотнее обернул вокруг себя

края плаща. Даже тройная подкладка капюшона не могла противостоять

стуже, царящей на поле боя. Сквозь свинцовую подкладку просачивалась

вода. Она разъедала кожу и ткани мышц. Его снова зазнобило.

Приходилось ждать, вслушиваться в ожидании телепатического приказа,

который мог поступить от старшего офицера.

Он ощупал пальцами кромки укрепокопа, подметив про себя, что тот

недостаточно укреплен. Солдат вытащил из сумки небольшой молекулярный

уплотнитель и осмотрел его. Калибратор соскользнул на одно деление,

вот почему вокруг окопа такая мягкая грязь.

Слева восьмидесятинитевый луч прорезал ночной воздух, и Куарло

быстро убрал уплотнитель на место. Луч с шипением скользнул по небу и

ткнулся в броневой щит, отбрасывая кроваво-красные тени на грубое лицо

Куарло.

Броневой щит, отразив нитевой луч, ответил в отместку вспышкой

собственных лучевых орудий. Залп. Второй. Третий. Восьмидесятинитевый

огрызнулся еще раз, слабея, и был подавлен. Мгновение спустя ударная

волна взрыва его камер встряхнула землю вокруг Куарло, осыпав его

комками грязи и щебнем.