Вот и все. Может быть ей другом, а может и не быть. Он может быть соперником из другого дома. Может быть тем, кто объединит семьи, далеко разведенные чьими-то кознями, враждой или политикой. Ты ж понимаешь. Он может быть почти совсем не связан с этой семьей. Может быть даже врагом.
— Врагом?
— Да. Я знаю один такой случай. Как раз в этом самом городе.
— Зачем человеку может понадобиться враг в качестве padrino ?
— Да из самых что ни на есть лучших побуждений. Или из самых худших. Человек, о котором мы говорим, уже умирал, когда на свет божий появился последний из его отпрысков. Сын. Его единственный сын. И что же он сделал? Он заявился к человеку, который был когда-то его другом, но потом стал заклятым врагом, и попросил его стать padrino его сына. Тот, естественно, отказался. Что? Ты, видно, спятил? Очень он, надо полагать, был ошарашен. Они уже и не разговаривали-то много лет, а их злая вражда глубоко укоренилась. Возможно, они стали врагами по той же причине, по которой прежде были друзьями. Такое часто в этом мире случается. Но новоявленный отец настаивал. Кроме того, у него был припасен — как это у вас говорится? — el naipe? En su manga .
— Козырный туз.
— Да. Туз в рукаве. Он поведал своему врагу о том, что умирает. Раскрыл карты. Выложил на стол. И его враг не смог отказать. Его просто лишили возможности выбора.
Внезапным режущим движением слепой вскинул руку в задымленный воздух.
— Дальше уже кривотолки, — сказал он. — Бесконечные пересуды. Кто-то говорит, что умирающий хотел возобновить их дружбу. Другие — что он когда-то поступил с тем человеком несправедливо и хотел загладить свою вину, прежде чем навсегда уйдет из этого мира. Еще другие говорили что-то еще. Все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я вот что тебе скажу: тот человек, что стоял на пороге смерти, не был склонен к сентиментальности. Бывало, что умирали его друзья. Он не питал никаких иллюзий. Знал, что вещей, для нас более всего желанных, тех, которые мы хотели бы удерживать близко к сердцу, мы зачастую скоро лишаемся, а тех, которые мы предпочли бы изжить, расточить как-нибудь, именно это желание странным образом наделяет неожиданной жизнестойкостью. Он знал, как хрупка память о любимых. Как закрываем мы глаза и говорим с ними. Как жаждем мы услышать их голоса хотя бы раз еще и как эти голоса и эти воспоминания тускнеют и тускнеют, пока из них не уйдет вся плоть и кровь, превратившись всего лишь в тень и эхо. А в конце концов и этого не остается.
А вот враги наши, наоборот, будто все время с нами. Чем сильнее бушует в нас ненависть, тем нетленнее память о них, так что по-настоящему страшный враг становится бессмертным. Поэтому человек, который принес тебе по-настоящему большой вред или несправедливо с тобой обошелся, становится постоянным жильцом у тебя в доме. И одно лишь прощение, может быть, способно его выселить.
Вот так примерно рассуждал тот человек. Если поверить в то, что он действовал из лучших побуждений. Хотел связать padrino самыми крепкими узами, которые он мог себе представить. Но и не только. Потому что своим предложением он, кроме всего прочего, брал себе в защитники весь мир. Как выполняет свой долг друг, проверять не будет никто. Но враг! Вы видите, как ловко он поймал его в расставленные сети. Потому что этот его враг на самом-то деле был совестливым человеком. То есть стóящим врагом. И теперь этому врагу-padrino придется нести образ умирающего в своем сердце веки вечные. Придется выдерживать испытующие взгляды всего мира. О таком человеке уже едва ли скажешь, что он сам определяет свой путь.
Ну вот. Как и предполагалось, отец умирает. Враг, ставший padrino , делается отцом его ребенка. А мир не спускает с него глаз. Стоит на страже, сменив умершего. |