нужно попробовать задобрить машину. Вдруг она знает про сон?

   Пишу стихотворение, прославляющее заботу машины о Рожденном в Колбе, сглаживаю острые углы.

Как-то я намекнул в одном из четверостиший на то, что машина и человек не могут существовать

друг без друга, и заработал за это десять штрафных очков, пришлось весь день вертеть рукоятку.

   — О п р е д е л е н и е     р а ц и о н а!

   Опять с потолка спускаются гибкие шланги с присосками.

   Что-то сегодня аналитическое устройство долго считает. Я умираю от голода.

   — В о с е м ь с о т      к а  л о р и й    п и щ и.

   Восемьсот калорий мне мало, но спорить бесполезно. Нужно брать, что дают.

   Все заботы о пропитании лежат на мне самом. Машина только определяет рацион и дозирует

пищу.

   С грустью осматриваю свои плантации. Чан с хлореллой и бочка с дрожжами, размножающимися на

моих фекалиях.

   Подхожу к лотку и слизываю отмеренную мне порцию.

   Мало, очень мало, но ничего не поделаешь! Пищи у меня в обрез.

    — Д в а д ц а т ь        м и н у т        л и ч н о г о       в р е м е н и ,       о б с

л у ж и в а н и е         м а ш и н ы ,       в о с е м ь     ч а с о в     с н а.

   Добавляю в бочку фекалии, перемешиваю массу и наливаю воды в чан с хлореллой. Это и есть

"личное время".

   До самого вечера проверяю многочисленные контакты машины, пока не раздается команда:

   — З а б о т а      о      з д о р о в ь е      р о ж д е н н о г о     в     к о л б е.

   Опять физиологическое исследование. Глаза слипаются от усталости. К счастью, все это сейчас

кончится и можно лечь в постель. Впереди восемь часов сна.

   Что это?! Неужели я не ослышался?!

      — М а н и а к а л ь н о - э р о т и ч е с к и й        п с и х о з .        П р и н у д

и т е л ь н о е           л е ч е н и е ,     д е с я т ь    т ы с я ч    к и л о г р а м м о

м е т р о в     п е р е д    с н о м.

  Значит, все это было подлой игрой! Машина знала про сон.

  Я снова верчу рукоятку.

  ...сто десять, сто двадцать, сто тридцать...

  Последние лучи заходящего Солнца окрашиваю в кровавый цвет матовые окна машинного зала.

   ...двести пятьдесят, двести шестьдесят, двести семьдесят...

   Проходит еще несколько минут, и в наступившей тьме мне видны только светящийся циферблат

счетчика и багровый глазок индикатора. На этот раз я не спускаю с него глаз, потому что думаю,

как хорошо было бы умереть. Тогда некому будет вертеть рукоятку и проклятая машина прекратит

свою деятельность из-за отсутствия тока.

   Эту мысль я дроблю на сотню крохотных обрывков с большими интервалами, чтобы не сработало

реле Анализатора Мыслей.

   ...тысяча сто, тысяча сто пятьдесят, тысяча двести...

 НАСЛЕДНИК

   Четыре часа ночи.