– А ты не слышал эту историю? – Кардинал расстегнул куртку. Пот стекал по груди холодными ручейками – не то от страха, не то из‑за здешней отопительной системы. – Однажды вечером, как раз накануне того, как они собирались водрузить Пресвятую Деву на место, крановщик едет по дороге мимо водопадов Бёрка, слетает с шоссе и ломает руку. Канун Пасхи, лет тридцать назад или около того. Все в отчаянии, но на следующий‑то день – праздник, епископ собирается приехать из самого Су, чтобы отслужить мессу. Большое торжество, а между тем, похоже, Пресвятая Дева так и просидит всю обедню в упаковке. Объявили, что нужны крановщики, – они ведь тут не растут на деревьях, как в Торонто, – и наконец нашли одного. Он согласился подъехать в пять утра, чтобы повесить медальон.

– Ясное дело, успел повесить. Пять утра, хоть три раза можно сделать.

– Штука в том, Кики, что ему так и не понадобилось это делать.

– Во как. Тоже в аварию попал?

– Никакой аварии. На другой день приезжает он в церковь, как договорились, в пять утра. Все, кому положено, уже тут как тут. И он видит, что все стоят на коленях в переднем ряду, хотя, ты же понимаешь, не все они ревностные католики. Но они все на коленях в первом ряду, с разинутыми ртами. Тогда новый крановщик смотрит вверх и понимает, почему все в таком восторге. – Кардинал показал на медальон.

– Она уже висела на месте.

Кардинал кивнул:

– Она уже там висела. Как это случилось? Когда? Никто не знает. Понятно, что было нарушено несколько законов природы, взять хотя бы закон всемирного тяготения.

– Значит, кто‑то пришел ночью и ее туда поднял.

– Ну да, так все и подумали. Но никак не могли догадаться кто. Все было накрепко заперто. Кран стоит снаружи, ключей нет, они у прораба. Загадка. Они решили сохранить все в тайне, но… может, не надо мне тебе говорить, но…

– Говорить – что? Выкладывай. Нельзя начать историю, а потом взять да оборвать на середине.

– Времени‑то много прошло… наверное, теперь я могу тебе сказать. Из Ватикана прислали следователя, священника, который заодно был и ученый. Единственная причина, почему им пришлось нам сообщить, – так сказать, профессиональная солидарность.

– Вишь ты, из Ватикана. И они чего‑нибудь раскопали?

– Ничегошеньки. Тайна. Недаром же ее называют Богоматерь Тайн.

– Ну да. Я и забыл. Неплохая история, Кардинал. Правда, сдается мне, ты ее сам сочинил.

– Зачем бы мне? Я в церкви и не собираюсь богохульствовать. Мало ли что может случиться.

– Славная сказочка. Расскажи Питеру Гжовски. Он отличный слушатель. Вот почему он попал в телевизор.

– Он уже больше не ведет свою передачу, Кики. Пока сидишь в тюрьме, отстаешь от жизни. Знаешь, как законодательство относится к устным угрозам?

– Обидно мне, что ты мог такое подумать. Я тебе никогда не угрожал. Ты мне всегда был по нраву. До тех самых пор, пока не надел на меня браслеты. Я просто говорю, что я бы на твоем месте занервничал, если бы сидел рядом с парнем, который может запросто вырвать мне руки‑ноги и положить их мне под нос.

– Забываешь, что ты гораздо глупее меня, Кики.

Из приплюснутых ноздрей со свистом вырвался воздух. Веко над глазом приспустилось.

– Рик Бушар из‑за тебя получил пятнадцать лет. Десять уже отмотал. Того и гляди выйдет.

– Думаешь? Вряд ли Рик получает призовые баллы за хорошее поведение.

– Того и гляди выйдет. Да только вот когда он выйдет, то захочет получить свои бабки. Погляди‑ка на дело с его точки зрения. Он мотает свой срок за несколько кило дряни и пол‑лимона. Стало быть, он теряет пятнадцать лет жизни и эту кучу дряни, да еще и пятьсот кусков в придачу.