– Извиняюсь.

Толстяк протиснулся между рядами скамей, Задев Кардинала, – довольно бесцеремонный поступок, ведь в церкви совершенно пусто. Но у людей есть свои любимые скамейки, и потом, Кардинал – чужак, а не постоянный прихожанин.

– У вас тут милая церквушка.

Квадратная фигура с трудом угнездилась рядом с Кардиналом, этакий шар из плоти, сплошная масса, лишенная шеи, запястий, бедер. Он указал на медальон Успения:

– Неплохой медальончик. Люблю храмы, а вы?

Повернувшись к Кардиналу, он улыбнулся, если можно назвать эту старательную демонстрацию зубов улыбкой. На мгновение блеснули два золотых резца и тут же пропали. Лицо мужчины, плоское и круглое, как у эскимоса, было изуродовано четырьмя парносимметричными шрамами. Ясно видимые белые рубцы шли горизонтально поперек лба и по подбородку и вертикально – по щекам. Неправильной формы, словно вдавленный внутрь нос напоминал стручок перца. Чтобы посмотреть в лицо Кардиналу, незнакомец вынужден был повернуться на девяносто градусов, при этом на правом глазу у него обнаружился черный кожаный кружок. На черном фоне какой‑то остряк вывел по трафарету: «Закрыто».

Может, он из тех, кого Кардинал когда‑то посадил? Тогда он должен припомнить эту тушу, словно вылепленную из глины первозданного, беспримесного злодейства.

– Жарковато для февраля. – Мужчина стянул с головы черную шапочку, обнажив идеально выбритый череп. Затем, неожиданно деликатными движениями, он снял сначала одну, потом другую перчатку и положил руки на колени. На костяшках одной руки было вытатуировано: «хрен», на другой – «тебе».

– Кики, – произнес Кардинал.

Снова сверкнули золотые зубы.

– Не думал, что ты меня вспомнишь. Давненько не видались, а?

– Извини, что не посетил тебя в Кингстоне. Сам знаешь, как это бывает. Дела…

– Десять лет – всё дела, понимаю, У меня тоже были дела.

– Понимаю. Ты настоящий художник‑декоратор. Мне нравится, как ты оформил свою заплату на глазу.

– Нет, я все больше качался. Я теперь лежа триста раз штангу выжимаю. А ты?

– Не знаю. В последний раз, когда я проверял, было сто семьдесят. – Скорее ближе к ста пятидесяти, но когда беседуешь с варваром, кристальная честность ни к чему.

– Похоже, малость дрейфишь?

– С чего бы? Разве что ты мне угрожаешь. Надеюсь, что это не так, если учесть твое условно‑досрочное и все такое.

Влажно блеснули золотые резцы. Кики Бальдассаро, больше известный сокамерникам как Кики Б., он же Кики‑Бэби. Отец – мафиозо средней руки, много десятилетий избавлявший строительную промышленность Торонто от проблем с рабочими. Способов для этого было множество: например, посадить своего накачанного сынка в тамошнюю фирму под видом сварщика. Сварочные работы очень хорошо оплачивались, особенно если учесть, что Кики Б. и не думал появляться на стройке. Господи, прости.

Несмотря на гарантированный доход, Кики Б. был не из тех, кто сидит сложа руки. Он как раз любил поработать руками, и когда из должника требовалось выколотить деньги, а забывчивому – освежить память, он был тут как тут, готовый надавить на нужную кнопку. Кардинал припомнил теперь, что Кики Б. именно так познакомился со своим будущим боссом и духовным наставником – Риком Бушаром. Выполняя обычное задание Бальдассаро‑старшего, он чересчур сильно прижал одного из подручных Бушара. Тогда сам Бушар возник у Кики на пороге и аргументировал свою позицию с помощью лома. С тех пор они стали закадычными друзьями.

– Не иначе, краном эту штуку сюда поднимали. – Кики вновь обратил внимание на Богоматерь, парящую на медальоне.

– А ты не слышал эту историю? – Кардинал расстегнул куртку.